– Твой папаша здесь? Я видел его чертову «ауди» из окна.

Эльса кивнула. Альф молча взлетел по лестнице и некоторое время спустя, несмотря на папино сопротивление, они уже сидела в Альфовом такси.

– Не уверен, что я хочу в этом участвовать, – сказал папа.

– Кто-то должен сесть за руль, когда мы повезем обратно чертов «рено», – пробурчал Альф.

– Как мы узнаем, где его искать? – спросила Эльса, пока папа старался придать лицу уверенное выражение.

– Я тридцать лет за баранкой! – гаркнул Альф.

– И? – недоумевала Эльса.

– И я знаю, куда могут отвезти на эвакуаторе! – огрызнулся Альф.

И обзвонил всех знакомых таксистов. А у Альфа все таксисты знакомые.

Двадцать минут спустя они остановились за городом на автосвалке, и Эльса всем телом обняла капот «рено» – облаконя иначе не обнимешь. На заднем сиденье происходило крайне недовольное шевеление псевдотелевизора, который считал, что его должны обнять в первую очередь. Но если тебе почти восемь и ты забыл ворса на заднем сиденье «рено», то ты гораздо больше переживаешь не за самого ворса, а за бедного автостарьевщика, который его там обнаружил.

Альф слегка поскандалил с толстым старьевщиком насчет выкупа за «рено». Затем не слегка поскандалил с Эльсой, которая не сказала, что у нее нет ключа от машины. Толстяк обошел вокруг «рено» и, почесав макушку, пробормотал:

– Мопеда здесь не видали, твою мать? Утром еще стоял на этом самом месте, чтоб я сдох!

И после этого Альф договорился с толстяком о сходной цене, по которой «рено» отбуксируют обратно к дому. Наконец папа расплатился.

Это был лучший подарок в жизни Эльсы. Даже лучше красного маркера. Когда она сообщила об этом папе, тот выглядел чуть менее неуверенным, чем обычно.

Альф внимательно следил за тем, чтобы «рено» поставили на бабушкино парковочное место, а не на место Бритт-Мари. Эльса познакомила папу с ворсом – вид у папы был такой, будто ему собираются проходить канал перед пломбировкой. Ворс посмотрел на папу довольно надменно. Слишком надменно, подумала Эльса и спросила, зачем он сожрал мопед старьевщика. Тогда ворс сменил выражение морды и забрался под одеяла на заднем сиденье с таким видом, будто хотел сказать, что, мол, были бы плюшки, я бы не стал жрать мопед. Эльса ответила, что это равносильно краже. Немного погуглив в папином айфоне, она уточнила, что это является «незаконным захватом транспортного средства». Но ворс притворился спящим.

– Трус, – буркнула Эльса.

К несказанному папиному облегчению, Эльса разрешила ему подождать ее в «ауди». Затем они с Альфом собрали все красные миски с ядом, расставленные по подъезду, и сложили их в большой черный пакет.

– Не забудьте рассортировать мусор – распорядился Альф, стоя на пороге у Кента и Бритт-Мари, и Эльса швырнула пакет к ним в прихожую с такой силой, что от сквозняка с табуретки разлетелась кипа газет с кроссвордами.

Эльса улыбнулась Бритт-Мари, сложив руки в замок.

– В нашем кондоминиуме принято сортировать мусор. И эти правила касаются всех! – сообщила Эльса. Очень благожелательно.

Кент крикнул им вслед, что яд, черт побери, стоил шестьсот крон. Бритт-Мари просто молчала.

Наконец папа и Эльса отправились за искусственной елкой. Потому что Бритт-Мари не права, никакие они не варвары, совсем наоборот. В Миамасе варварами называют людей, которые калечат елки и продают их в рабство. Все нормальные люди это знают – если они не светлые головы, конечно.

– Триста крон, – сказала Эльса продавцу.

– Девочка, это магазин, здесь не торгуются, – ответил продавец, как и полагается продавцу в магазине.

– No problem! – ответила Эльса.

– Елка стоит четыреста девяносто пять крон.

– Даем триста пятьдесят.

Продавец язвительно усмехнулся:

– Де-во-чка, я тебе ясно сказал: это магазин, здесь не тор…

– Двести!

Продавец посмотрел на папу. Папа пялился на свои ботинки. Эльса посмотрела на продавца, укоризненно покачав головой:

– Папа вам не поможет. Двести и ни кроной больше!

Продавец сложил губы трубочкой, как будто умилялся хорошеньким, но глупеньким деткам.

– Ничего не получится, девочка.

Эльса пожала плечами.

– Неделю назад я заказывала эту елку по телефону.

– Знаю. Но это магазин, здесь не торгуются, дево…

– Во сколько вы закрываетесь? – небрежно спросила Эльса.

– Через пять минут, – вздохнул продавец.

– У вас большой склад?

– При чем тут это?

– Просто спрашиваю.

– Нет, у нас нет склада.

Продавец посмотрел на Эльсу. Эльса посмотрела на продавца.

– Вы работаете в Рождество?

– Нет.

Эльса изобразила удивление.

– Значит, у вас есть елка. И нет склада. А завтра у нас что, дорогой друг?

Продавец отдал елку за двести крон. В придачу Эльса получила гирлянду для балкона и огромного пластикового лося.

– И не смей возвращаться сюда и доплачивать! – Эльса погрозила папе пальцем, пока тот грузил покупки в багажник «ауди».

Папа тяжко вздохнул:

– Эльса, это было один раз в жизни. Один-единственный. Ты тогда исключительно невежливо обошлась с продавцом.

– Надо уметь договариваться!

Это бабушка ее научила. Папа ненавидел ходить по магазинам с бабушкой.

«Ауди» затормозила возле подъезда. Папа, как обычно, убавил звук, чтобы Эльсе не пришлось слушать его диски. Альф вышел им навстречу и предложил помочь донести покупки, но папа ему не дал. Потому что это традиция – купить елку для своей дочери. Эльса уже собралась, пока папа не ушел, сказать ему, что ей бы хотелось проводить у него больше времени, когда родится Полукто. Но стало жалко расстраивать папу, поэтому она ничего не сказала. Только шепнула: «Спасибо за елку, пап». И довольный папа уехал домой к Лизетте и ее детям. А Эльса стояла и смотрела ему вслед.

Потому что если ничего не говорить, то никого не расстроишь. Это знают все почти восьмилетние дети.

В Миамасе празднуют не сочельник, а ночь накануне, потому что именно в эту ночь рассказываются все рождественские сказки. Сказки в Миамасе ценят на вес золота, а рождественские сказки – особенно. Обычная сказка может быть смешной или грустной, страшной или увлекательной, драматичной или сентиментальной, а рождественская должна совмещать в себе все. «Здесь нужно использовать все краски», – любила говорить бабушка. И конец должен быть непременно счастливый. Иначе зачем нужна такая сказка!