– Понимаю.

– Герберт слегка подчеркивал жертвенность своей дружбы, и, конечно, Пэдди это видел и поддразнивал его. Нет, в те дни Герберт еще не отличался такой обидчивостью, бедняга. Он, правда, всегда был очень, очень добр. Боюсь, и я, и Пэдди несколько злоупотребляли этим.

– Вы уверены, что он ничего не подозревал?

– Абсолютно. В каком-то смысле он был нашим самым близким другом. Я уже рассказывала, что гостила у матери, когда случилось несчастье с Пэдди. Когда мы узнали, она позвонила Герберту. Мы почти инстинктивно обратились к нему. Он примчался через несколько минут. Да что там говорить: я считаю заслугой Герберта то, что застала Пэдди еще живым.

Леди Каррадос глядела на огонь, явно не осознавая важности своих последних слов. Наконец Аллейн прервал молчание:

– В чем же его заслуга?

– Разве я не сказала вам? Именно Герберт отвез меня в дом викария в Фальконбридже, где позже скончался Пэдди.

В час ночи Аллейн посадил леди Каррадос, Бриджет и Дональда в такси и наконец-то, к своей радости, запер дверь и отправился спать. Меньше суток прошло с того момента, когда Роберт Госпелл встретил свою смерть, однако за это короткое время почти все нити этого весьма замысловатого дела об убийстве, одного из самых мудреных, с какими сталкивался Аллейн, были в его руках. Не хватало только одной. В ожидании так долго откладываемого сна перед старшим инспектором предстали все действующие лица в виде группы танцоров, двигающихся в танце столь затейливом, что рисунок исполняемых ими фигур почти терялся в хитросплетении индивидуальных телодвижений. То это были Дональд и Бриджет, которые встречались и выдвигались вперед из гущи танцующих. То Уитерс, движущийся по краю, на задворках общего танца и разворачивающийся, чтобы встретиться с миссис Хэлкат-Хэккетт. Эвелин Каррадос и ее муж, спина к спине, двигались в самой середине зала. Сэр Дэниэл Дэвидсон, как деревенский церемониймейстер, с торчащей из петлицы гигантской розеткой, кружа, медленно проходил среди танцующих. Точно вор прокрадывался в толпу Димитри, предлагая каждому из танцоров бокал шампанского. Чинно и благопристойно скакала вокруг центральной танцевальной фигуры мисс Харрис, а старый генерал Хэлкат-Хэккетт, беспокойно вглядывался в каждое проносящееся мимо лицо, словно разыскивая свою партнершу. Все быстрее, все головокружительнее проплывали туда и сюда фигуры, пока неразбериха не стала нестерпимой. А затем, с пугающей резкостью, вдруг все замерли в неподвижности. И, проваливаясь в забытье, Аллейн вдруг в одну секунду понял смысл и рисунок танца.

Коронерское дознание[43]по делу о смерти лорда Роберта Госпелла состоялось на следующий день в одиннадцать утра. Самым примечательным обстоятельством было то, что туда не допустили больше людей, чем когда-либо в то же самое здание на подобные дознания. Коронер, своенравный, упрямый человек, имел самое скверное мнение об обществе вообще и питал особую ненависть к светскому обществу. Он страдал от хронического несварения желудка и смутного, но твердого убеждения, что кто-то старается обвести его вокруг пальца. Судебная процедура была окрашена его стараниями умалить масштаб дела, когда он думал о светских зрителях, и сделать его наиболее эффектным, когда размышлял о том, что подобные преступления – прямое следствие поведения таких людей. Однако, не считая этой его личной причуды, он был хорошим коронером. Он вызвал Дональда, и тот, сильно побледнев, официально засвидетельствовал личность убитого. Затем коронер заслушал свидетельство таксиста, обратил особое внимание на время, место и маршрут и вызвал Аллейна.

Аллейн описал свой первоначальный беглый, а затем и тщательный осмотр тела. В официальных фразах он дал подробный отчет о повреждениях, которые обнаружил на теле своего друга. Далее последовал отчет доктора Кертиса о вскрытии. Один из сотрудников Димитри дал показания относительно времени, когда лорд Роберт покинул Марсдон-Хаус. Коронер, бросив мстительный взгляд на аудиторию, сказал, что не видит причин вызывать других свидетелей, и обратился к жюри присяжных со словами, не оставлявшими ни малейших сомнений в том, какого вердикта от них ожидали. Как только присяжные вынесли вердикт, коронер объявил, что заседание закрыто. После чего зловеще посмотрел на дальнюю стену и произнес слова сочувствия родственникам. Вся процедура заняла двадцать минут.

– Фью! – присвистнул Фокс, когда они с Аллейном встретились на улице, у здания суда. – Наш старый знакомец «Давай-давай, и так все ясно». По части скорости его никто не переплюнет, верно, сэр?

– Слава Богу, нет. Фокс, мы едем в Барбикон-Брэмли. Я одолжил у матери машину, и мне нужно чертовски много тебе рассказать. Я почти уверен, что заклятье свершилось.

– Сэр?

– Ты совершенно прав, Фокс. Никогда не цитируй, а если уж цитируешь – только не из «Макбета»[44].

Машина леди Аллейн была припаркована в переулке. Фокс и Аллейн сели в нее и взяли курс к Аксбриджской дороге. По пути Аллейн рассказал Фоксу то, что узнал от Дональда и Бриджет, от леди Каррадос. Когда он закончил, Фокс что-то пробурчал в ответ, и минут десять они ехали молча.

– Что ж, – промолвил наконец Фокс, – все указывает в одном направлении, не так ли, мистер Аллейн?

– Да, Фокс. Но как-то не вполне отчетливо.

– Вместе с тем я плохо понимаю, как можно исключить остальных.

– Я тоже, если только мы не получим чего-то определенного от людей, к которым едем. Если не выйдет, придется проехаться дальше, в Фальконбридж и посетить тамошнюю больницу, но надеюсь, что дядюшка мисс Харрис на время отвлечется от заслуженного отдыха и вернется мысленно на семнадцать лет назад, к веселым дням своей пасторской молодости.

– Да уж, надежда! – отозвался Фокс.

– Как ты верно намекаешь, шансы слабые.

– Если они не смогли найти письмо этого парня, О’Брайена, на месте, то как мы можем рассчитывать напасть на его след сейчас, через семнадцать лет?

– Убедительно, братец Фокс, убедительно. Но сдается мне, что сейчас мы знаем нечто такое, чего они не знали тогда.

– Что ж, верно, – уступил Фокс. – Все может быть. Но все равно я не поставил бы на наши шансы и двухпенсовика, и это окончательно.

– Я настроен чуть более оптимистично. Если тут нам не повезет, придется покорпеть где-нибудь в другом месте.

– Есть еще пропавшие плащ и шляпа.

– Да. Какое-нибудь донесение поступило сегодня утром от почтовиков?

– Нет. Я последовал вашему совету и попросил их проверить вчерашние посылки за границу. Наши ребята прочесали мусорные контейнеры, но все без толку. Урны в Челси и на Белгрейв-сквер опорожнили сегодня утром, и ни в одной не оказалось ни шляп, ни плащей. Конечно, можно ждать новостей из более дальних районов.