«А, неважно. Потом об этом буду думать», – отмахнулся сам от себя Толя.

– Ну, тогда бывай, украинец с широкой душой, – он обхватил Матвея в крепких объятьях и похлопал по спине, а тот ответил ему тем же. – Даст бог – свидимся ещё.

– Ага, и на охоту, на кабана…

– Именно. Прямо с языка снял, – Толя тоже широко улыбнулся.

– Ну, бувай.

Последние фразы Матвея были пропитаны грустью, но Толя не стал акцентировать на этом свое внимание.

С полминуты украинец наблюдал, как Черенко, немного прихрамывая, удалялся прочь. Он размышлял насколько сюрреалистичны их пустые мечты о том, что всё это хоть когда-нибудь закончится.

2

«Анархисты» провели в расположении «булатовцев» почти целый день, ожидая, пока за ними прибудет транспорт. Ещё полночи они потратили, чтобы добраться, наконец, до расположения своего полка, который после тяжёлых боёв отвели в тылы для пополнения, да так там и держали, поскольку пополнять их пока было некем.

Как до этого почти весь день у «булатовцев», всю поездку Андрей провёл погрузившись в себя. Этому способствовало его размещение в кабине грузовика рядом с водителем, который был ему не знаком, и потому любые попытки с его стороны завязать разговор Андрей немедленно пресекал. Вроде бы упадок сил и эмоциональное перенапряжение должны были свалить его, но нет – тяжёлые мысли упорно прогоняли усталость.

Увиденное и пережитое за эти недели нанесло серьёзный удар по парню, а рассказанное украинцами лишь добавило негатива. Оказавшись, наконец, в спокойной обстановке, Андрей смог сосредоточиться на анализе всего, что навалилось на него за эти недели, и теперь всё переваривал и переваривал произошедшее, стараясь как-то принять это.

Он быстро смог смириться с потерями, ведь это было не впервые. С каждой новой смертью он всё ближе и ближе подбирался к пониманию реакции Корнеева. Когда-то его шокировало казавшееся безразличным в таких случаях поведение Лёши, но сейчас всё стало иначе. Ему вспомнились сказанные как-то Корнеевым слова: «что ещё ты собирался пожинать, сея смерть?». Лёша тогда сказал это как-то странно… в его интонации был какой-то ещё смысл, который постоянно ускользал от Андрея. Хотя, может, Андрей ошибочно искал чёрную кошку в тёмной комнате?

Совсем иначе обстояли дела с сумасшествием, происходящим в масштабном бою – это принять было труднее. Впервые Андрей попал в подобный жестокий круговорот и прочувствовал насколько мало на самом деле может от него зависеть. Неважно как умело ты выбрал тактику, насколько хороши твои бойцы и всё такое прочее – артиллерия и самолёты способны в мгновение ока перевернуть всё с ног на голову, разбить любую тактику и боевой дух, забрать жизни, обесценить и превратить их в ничто. И снова, Лёша, ты оказался прав… Чёрт, насколько же ты мудр?

Растерзанное тело Степашкина то и дело появлялось у Андрея перед глазами, как жестокое напоминание о том, насколько всё в этом мире хрупко и быстротечно, и как ничтожны их жизни в масштабе происходящего. И всё, что разум и восприятие выдавали в ответ на его размышления – это ярость. Холодная, жестокая, концентрированная ярость, подпитывавшая жажду мести.

Затем пришло время и для сектантов. В голове зазвучали слова дяди Вани об отношении сектантов к людям… они видят в них скот, которому указывают сколько и когда есть, что делать, ставят план по размножению, увозят и привозят людей, переселяют… И им плевать на человеческие желания, на личные трагедии, на разрушение семей. Этого нельзя простить, их холодную расчётливость невозможно принять, и уж тем более Андрей не собирался с ней мириться.

Примечательно, что ярость не ослепляла его, не затуманивала его мозг. Несмотря на всё возраставшую ненависть, Андрей не ощущал в себе желания крушить и уничтожать, а совсем наоборот – он понимал, что ему нужен план, нечто такое, что нанесёт секте наиболее болезненный удар. А потом ещё один, и ещё, и ещё. Нет смысла забирать жизни обычных бойцов в открытом бою – секта просто пришлёт ещё солдат. Поэтому он должен сделать нечто большее, что-то, что утолит его жажду мщения и необъятную ярость. Что-то масштабное.

Но лучше бы Андрей желал крушить и уничтожать. Злость, ярость – простые эмоции. Они исчезают по мере того, как человек успокаивается и приходит в равновесие. Да, остаётся осадок, который ты, возможно, будешь долго помнить, но это всего лишь осадок. И даже он может полностью исчезнуть, когда ты исполнишь свою месть или просто ответишь ударом на удар. Но ненависть – она работает иначе. Ненависть это тьма. Чистая, незамутнённая тьма, которая постепенно пожирает душу человека, снедает его разум, убивает всё светлое, что в нём есть, и окутывает его чёрной пеленой, не позволяя новому свету проникнуть внутрь. Если человек не способен искоренить ненависть в себе – в конце концов она убьёт его.

Парадоксально, но из всех членов отряда, из многих людей, которые хорошо знали Андрея, включая Игоря, никто не увидел происходящих в нём изменений. Да, парень был задумчив и хмур, но его тёмную ауру никто не ощущал. Почти никто.

Подполковника Родионова на месте не оказалось – перед самым прибытием «Анархистов» в расположение полка он прямо посреди ночи отбыл на какое-то срочное совещание. Пользуясь этим, «анархисты» расположились на отдых.

Наконец-то они могли почувствовать себя почти в безопасности, а постоянная тревога, доходящая порой до абсурда предосторожность, недоедание, лишения и боль остались в прошлом. Но даже здесь Андрей снова отделился ото всех, сославшись на плохое самочувствие, хотя на самом деле его тёмные мысли всё так же клубились в нём, и ему всё ещё хотелось быть одному, позволяя этим мыслям поглощать себя.

Кто-то из бойцов установил для него палатку, но Андрей в неё не полез. Вместо этого он выбрал местечко на вершине холма, у самого обрыва, и улёгся прямо в траву, уставившись на звёздное небо. Тёплый летний ветерок заставлял траву лениво колыхаться, вокруг пели сверчки, а откуда-то издалека доносился рокот мощного двигателя. Бодрствовали только часовые, да пара его бойцов почему-то до сих пор не улеглись, о чём-то негромко беседуя. Андрей не слышал слов, да и ему было плевать о чём они там треплются, но кое-что привлекло его внимание.

Он расслышал ритмичный шелест травы и лёгкие, чуть слышные шаги. А вскоре хрустнула веточка под ногой, чем окончательно подтвердила его предположение – к нему кто-то шёл. Бронежилет и разгрузка лежали рядом – у Андрея давно выработалась привычка стараться держать их под рукой, а в последние недели он и вовсе не хотел расставаться с ними ни на секунду. Парень протянул руку и беззвучно достал пистолет, находящийся в кобуре на разгрузке. Однако, оружие не понадобилось – в свете идущей на убыль луны над травой показалось хорошо знакомое Андрею лицо.

Ранее он никогда не отстранялся от неё, но сейчас присутствие рядом любого человека раздражало его. Даже она.

– Чего тебе? – не шевелясь, лишь скосив глаза, недобро спросил он.

Девушка остановилась, как вкопанная, её лицо опустилось ниже, чем требовалось, поэтому даже несмотря на то, что она смотрела на парня сверху вниз, она делала это из-под бровей. Освещения было недостаточно, чтобы Андрей смог разобрать выражение обиды, появившееся на её лице, но даже бей в неё прожектор – сейчас он ничего бы не увидел.