В постель мы легли вместе — после того как поужинали и Тоби вымыл посуду: все-таки в жизни есть постоянство. Никогда не встречала таких одержимых людей, как Тоби. Для меня он словно манна небесная! С ним мне никогда не придется изнывать от домашней работы. Разве что готовить еду в охотку.

Я понятия не имела, какой он любовник, а могла бы и догадаться. Он художник, умеет ценить красоту и почему-то считает меня прекрасной. Зря, конечно, но, как говорят, красота в глазах смотрящего. Что скажут мама с папой, когда в картинных галереях появятся портреты Харриет Перселл в обнаженном виде? Секс был восхитителен, но, по-моему, Тоби гораздо больше хотелось рисовать меня. Подозреваю, со временем он утратит клинический взгляд на вещи и начнет писать полотна, которые смогут оценить только знатоки живописи, но ведь именно они платят самые большие деньги. А мне по-прежнему нравится дымящийся террикон под грозовым небом. И портрет Фло, который Тоби подарил мне. Написать портрет миссис Дельвеккио-Шварц он так и не собрался, но, похоже, не жалеет об этом.

Ей понравился бы этот славный малый, чуть ли не сплошь заросший волосами — но не черными, как у нее, а темно-каштановыми. Как я и думала, он мускулист и силен, и невысокий рост его совсем не портит. Тоби говорит, что так даже удобнее дотягиваться до моей груди. Я долго перебирала пружинистые пряди, запускала в них пальцы, ворошила языком сами знаете где, хе-хе.

— Только не думай, что я теперь твоя собственность, — заявила я, сложив вещи в легкую дорожную сумку и готовясь к четырехмильной прогулке до ближайшей станции.

Его глаза были темными — наверное, потому, что еще не рассвело.

— Могла бы и не предупреждать. Я же говорил и готов повторить: в чем-то ты вылитая миссис Дельвеккио-Шварц. Стихия не может принадлежать одному мужчине.

Какой понятливый.

Паровоз С-38 приближался к станции, когда я уже переходила через пути по мосту. Я остановилась, перегнулась через перила, и тучи черного дыма полетели мне в лицо, пачкая его сажей. Это чудовище приползло от самого Маунт-Виктория. Обожаю паровозы. Всю дорогу домой я сидела, приклеившись в окну, впитывала звуки и запахи, чувствовала, с какой натугой движутся штанги и вращаются колеса. Досадно, что правительство решило перейти на дизельные локомотивы. Это уже совсем не то, они не кажутся мощными. А я люблю выставленную напоказ силу. В том числе и мускулистых мужчин.

21 апреля 1961 года

Сегодня Фло вернулась домой, цепляясь за меня, как обезьянка, и не переставая улыбаться. Увидев располневшую Марселину, она бросилась играть с ней, будто и не провела долгие месяцы в детском приюте и психиатрическом отделении больницы. И никогда не рисовала кровью на стенах, не билась телом о застекленную дверь, не вынуждала в общем-то незлых врачей привязывать ее к кровати.

Я по-прежнему в замешательстве. Умеет ли она говорить? Она понимает каждое слово, но никакой телепатической связи нам не удалось установить. А я-то надеялась, что это произойдет, когда Фло вернется домой и поймет, что матери больше нет. Зря! С потерей матери Фло смирилась еще в ночь ее убийства.

Братья Вернеры оказались настоящими сокровищами. Они зарабатывали себе на жизнь, втихомолку выполняя разные поручения и получая плату наличными. Я на своем опыте убедилась, что они такие же мастера на все руки, как и Тоби, поэтому мы быстро договорились. Я разрешила им бесплатно жить на первом этаже, щедро заплатила за работу и пообещала платить впредь, когда их услуги понадобятся. Теперь на Виктория-стрит есть собственные мастера, способные привести все дома в порядок и следить за их состоянием. Лернер Чусович получил в полное распоряжение мою прежнюю квартиру. Я пообещала брать с него столько же, сколько платила сама, с условием, что он будет коптить угрей на заднем дворе и не досаждать соседям дымом. Моя бывшая квартира уже не розовая: Лернер перекрасил ее под цвет угрей — черный с желтым.

Вместе с Тоби мы придумали, как обустроить ванную на этаже, где живут Джим, Боб и Клаус. Братья Вернеры отгородили часть комнат Клауса и часть комнат Джим и Боб, пробили новые двери, и получились два отдельных туалета и одна ванная. Вода в них поступает по трубам из основной системы, в ванне есть душ. Я разыскала керамическую плитку, расписанную попугайчиками, специально для стен — Клаус в восторге. Мансарда Тоби настолько просторна, что Вернеры просто отгородили часть кухни. Но жильцам первого этажа придется пользоваться уже имеющейся ванной и прачечной. Правда, Фриц и Отто пристрастились орошать землю под гигантским тропическим жасмином, но дереву мочевина только на пользу, поэтому я не стала запрещать им. Ароматными цветами с дерева, пущенными плавать в мисках с водой, мы украшаем столы.

Поначалу мне было неловко даже думать об этом, но со временем я осмелела и заняла весь этаж, где раньше жила миссис Дельвеккио-Шварц. После того как стены перекрасили в розовый цвет, на пол в гостиной и спальнях постелили ковры и расставили приличную мебель, я перестала бояться этих комнат. В истории каждого дома есть печальные и страшные страницы, я свыклась с этой мыслью и неожиданно для себя стала утешаться тем, что живу там, где раньше жила она. Жила. От прошедшего времени никуда не деться.

Читая дневник, можно подумать, что работа уже закончена, но до этого еще далеко. Она продлится еще несколько месяцев, нам придется терпеть цементную пыль, заставленные унитазами, ванными и раковинами коридоры, неисправные плиты, душевые и краны с горячей водой, сложенные на заднем дворе плитки для стен и пола. Вернеры выносят весь мусор через застекленные двери на переднюю веранду.

А я просто счастлива. Ведь мой ангеленок со мной, дома.

Не могу не написать, что моя личная жизнь тоже складывается замечательно — по крайней мере на мой взгляд. Выходные принадлежат Тоби. Мы с ним уезжаем в Уэнтуорт-Фоллс и берем Фло. Тоби обижается, а я твержу, что без Фло я никуда не поеду. В ответ Тоби вздыхает и приглашает в гости нас обеих. Вот только визиты Дункана его не радуют, и это еще мягко сказано.

Дункан проводит со мной ночи по вторникам и четвергам. Такое соглашение он заключил со своей миссис — жертвы страшного проклятия Харриет Перселл. Нет, у нее не перхоть и не стоматит. Просто невропатия ног — болезнь не смертельная, но отравляющая всю жизнь. По-моему, Дункана ужасает то, что мне ее совсем не жалко, но он, наверное, просто привык к жене за пятнадцать лет жизни. Я попросила передать ей: если она будет вести себя прилично, не станет скандалить и настраивать сыновей против отца, я сниму проклятие. Миссис Дункан Форсайт уже не играет в теннис, она не может даже ходить без трости, а из-за гормональных препаратов, на которых ее держат, и недостатка активности ее вес стремительно растет. Скоро она будет носить одежду самого большого размера и уже сейчас ходит в ортопедических башмаках без каблуков и специальных чулках, чтобы избежать отеков. Хе-хе.

Насчет Джона Прендергаста я пока не уверена, эта крепость еще не пала. Он, конечно, все отрицает, но я же вижу: он смотрит на меня, как на пациентку с редкой формой психопатии. Тем и плохи психиатры — они всегда как на дежурстве. Наверное, он никак не может оценить, насколько он сам хорош в постели. Поэтому я разрешаю ему время от времени угощать меня ужином и заигрываю с ним.