Софья появилась ровно в шесть. Как всегда, чистенькая, аккуратная и изящная, она с интересом принялась осматриваться по сторонам. Метрдотель встретил ее, что-то спросил и повел к заказанному столику. Волк, с кружкой в руке, поднялся навстречу.

— Тебе здесь нравится?

Она кивнула.

— Да, очень респектабельно. Ты сегодня шикуешь?

Волк усмехнулся.

— Все относительно.

Он вытянул вперед тяжелую, ярко разрисованную кружку.

— Знаешь, что это?

— Конечно. Пиво.

— Баварское пиво. Когда-то для моего отца, да и для других русских немцев оно было символом жизненного успеха. Выпить «Баварского» означало достичь высшей ступени жизненного успеха. Потому что в СССР такого не было, и отведать его можно было, только выехав в Германию. А это для многих и означало высший жизненный успех. Теперь же оно продается в каждом ларьке, а потому утратило значение символа. Обычное пиво, каких много.

Они сели за столик. Официант зажег свечи и принес толстые книги в кожаных переплетах.

— Это меню? — удивилась Софья.

Волк важно кивнул, хотя тоже видел такое толстое меню впервые в жизни. Софья выбрала рыбу и белое вино, Волк к ней присоединился. Официант уточнил:

— Дорада на гриле и мозельское?

— Конечно, — кивнул Волк.

Разговор не клеился, и они сидели молча, вяло перебрасываясь необязательными словами. Софья рассказала, что генерал Чучканов опять в командировке, а Волк сообщил, что бросил работу.

Наконец принесли аппетитно зарумяненную рыбу и вино в вытянутой бутылке. Официант наполнил бокалы. Свет свечи подчеркивал золотистый цвет напитка.

— За что выпьем? — спросила Софья, поднимая свой бокал и рассматривая его на фоне пляшущего желтого огонька. — За твой успех? Догадываюсь, что тебе все удалось.

— Давай, — согласился Волк. — Давай сначала за мой успех. А потом выпьем за то, что мне удалось выжить, несмотря на предательство друзей.

— Такая у тебя, наверное, профессия, — неожиданно согласилась Софья, сделав пару глотков вина.

Волк не понял: то ли Софья так цинично признается в своем предательстве, то ли просто философствует о превратностях судьбы наемника. Но уточнять не стал. В середине застолья не время выяснять отношения. Вначале следует завершить трапезу. Хотя итальянские мафиози убивают свою жертву именно в разгар обеда: у них считается, что лишение жизни в момент удовольствия причиняет особые мучения. Однако, хотя Волку и приходилось убивать людей, он не был итальянцем, не был мафиози и не собирался убивать Софью.

На десерт с помощью официанта Волк заказал вишневые штрудели с лимонным сорбетом и сладкое десертное «ледяное вино».

— Теперь выпьем за чудесное спасение, когда киллер ждал меня в подъезде, — поднял бокал Владимир. — За то, что ему не удалось меня убить.

— Как убить? — встрепенулась Софья.

— Вот так, — ответил Волк и, изобразив двумя пальцами пистолет, прицелился Софье в лоб. — Бах — и все! Впрочем, даже без «бах» — у него был глушитель…

— Какой ужас!

— Но самое ужасное в том, что предают только свои! Самые родные и близкие люди, которым полностью доверяешь!

Волк делал вид, что ест и пьет, но штрудель казался бумажным, а вино горчило.

— И… кто… Кого ты имеешь в виду? — растерянно спросила Софья.

— Тебя.

— Меня?!

Горло перехватил спазм, и Волк уже не мог даже имитировать еду. Он полез в карман и положил на стол телефон Сержа.

— Узнаешь?

— Да… То есть нет… Есть много похожих телефонов.

— Это он прислал киллера. Но он не знал, где я живу. А ты знала.

Чтобы подчеркнуть свое спокойствие, Волк отпил «ледяного вина». Оно было откровенно горьким.

— Ну и что, что я знала?

— А ты загляни в телефон. Посмотри исходящие, входящие… За последние четыре дня он позвонил тебе двенадцать раз, а ты ему — восемь! Регулярный радиообмен между разведгруппой и центром!

— И что же тут странного? Он давний знакомый, живем в одном городе. Иногда перезваниваемся…

— Иногда перезваниваетесь, иногда трахаетесь. И ты, по дружбе, навела его на меня! Хотя, надеюсь, ты не знала, что пособничаешь в убийстве!

— Ты невозможен! Давай спросим у Сержа! Позвони ему! — она оборвала фразу, глядя на лежащий на белоснежной скатерти телефон. Сейчас его нахождение здесь имело зловещее значение.

Волк криво усмехнулся.

— Лучше ты позвони, девятый раз!

Официант принес счет, Волк не глядя напихал купюры в кожаную обложку, встал и швырнул на стол крахмальную салфетку.

— Будь здорова, красотка! Надеюсь, ужин тебе понравился!

Выйдя из ресторана, Владимир сел в ожидающее на остановке такси и назвал свой адрес. Он весь дрожал — то ли от бешенства, то ли от обиды. Стискивая кулаки, он вспоминал разговор с Софьей, анализировал каждое ее слово, интонацию, выражение лица. Как человек, машущий кулаками после драки, он запоздало придумывал, что надо было еще спросить, как лучше сказать, чем загнать ее в тупик и «расколоть», чтобы она призналась в своем предательстве. Неужели она его действительно предала? Единственный близкий человек!

Снова пошел снег, присыпая охлажденную землю пушистым белым покрывалом. Компактный, аккуратный «рено» уверенно вцеплялся шипованными шинами в скользкую дорогу. Дворники прометали на заснеженном лобовом стекле смотровые полукружья. Водитель направил на стекло горячий воздух.

У Волка зачесался бок, и тут же раздался нежный голосок татуированной Софьи:

«Да никакая она не предательница! Может, проболталась по глупости, может, он специально хитростью выведал… Но что не хотела этого — сто процентов!»

«Хотела, не хотела, рояли не играет, — зло проскрипела Русалка. — Главное — результат!»

«Под дуру косит, дешевка», — поддержала ее женщина с креста.

«Нет, ментовские прокладки всякие бывают, тут надо серьезный разбор делать», — рассудительно сказал Кот.

«Или посадить на перо и голову не ломать!» — выругался Пират.

Волк задумался. А может, она действительно не виновата? Мало ли бывает в жизни совпадений? Но почему тогда она не ответила убедительно и четко, не развеяла все сомнения? Может, оттого, что не привыкла к допросам? Конечно, если вколоть ей «сыворотку правды»… Фу, что за глупость! Еще предложи «экстренное потрошение»… А если она ни при чем? Тогда он оскорбил бедную женщину до глубины души, испортил ей вечер… Нет, на такой ноте расставаться нельзя, надо сгладить неоправданную резкость!

— Меняем маршрут, шеф, — сказал Волк. — Давай, быстренько, на Таганку. Улица Широкая, шестьдесят восемь!