Фабрика по производству кардиомониторов должна была располагаться в провинции Сычуань в ста километрах от её столицы – города Чэнду, где мы и сняли огромную квартиру-студию на восемьдесят седьмом этаже небоскрёба в центре города для проживания на длительный срок. Чэнду оказался пятым по населению городом Китая с развитой инфраструктурой и благоприятным климатом для проживания. И хотя мне после ветренного и сравнительно прохладного Питера было тяжеловато привыкать к субтропикам, уровень влажности здесь был практически такой же, как в моём родном Петербурге.

Таня была вполне довольна нашей квартирой, она радовалась, что Чэнду оказался очень крупным городом и что ей не придётся прозябать в каком-нибудь захудалом городишке, будучи лишенной возможности похода по дорогим брэндовым магазинам, салонам красоты и фитнес-центрам. Надо признать, что меня до сих пор восхищала способность Тани совмещать бесконечный шоппинг с возможностью быть в курсе всех дел нашего бизнеса. Я поражался, как легко она могла втянуться в обсуждение того или иного важного вопроса и предлагать свои варианты развития событий, которые зачастую не были лишены смысла.

Пока мы воплощали в реальность мой проект в Китае, в Питере моей компанией, небольшая доля которой принадлежала и Тане, управлял бывший сотрудник ЛондаМед, назначенный директор Владимир Соколов. За то время, которое прошло с тех пор, как мы слились с компанией Тани, я успел ещё лучше ознакомиться со способностями Соколова как руководителя и финансового директора в одном лице. Парень обладал к тому же юридическим образованием, что и вовсе делало его бесценным сотрудником, который мог не только сходу выявить противоречивые пункты в контракте, но и просчитать действия конкурентов на несколько шагов вперёд так, что порой я задавался вопросом, не ясновидящий ли он. Ко всем прочим достоинствам Владимир обладал удивительной способностью располагать к себе людей, что отлично вязалось с его руководящей должностью, а также было неплохим подспорьем при заключении сделок. Почти за год работы с ним я уверился, что он не подведёт и ему можно доверить управление моим детищем, пока я погружен в работу над новым проектом в другой стране.

Я настолько усиленно работал в Китае, что у меня не было ни одного выходного за последние несколько недель, но я чувствовал, что сейчас мне не нужен отдых, я не могу его себе позволить. Я так выматывался за день, что порой у меня не было сил ни на что, кроме как принять душ и рухнуть в постель, чтобы погрузиться в глубокий сон. Всё же даже в таком ритме я умудрялся найти время, чтобы пообщаться с дочерью, хотя и понимал, что вряд ли она сможет сохранить свою всё ещё оставшуюся привязанность ко мне, но продолжал звонить. Время от времени я имел возможность слышать голос Вероники, когда она брала трубку, если Катя не могла подойти к телефону. Признаться, от звука её низкого голоса какие-то давно загнанные вглубь сознания чувства пытались прорваться на поверхность, выбивая меня тем самым из привычной колеи. После подобных коротких разговоров с бывшей женой, которые не заключали в себе ничего, кроме вежливого обмена приветствиями и переноса времени звонка на удобное для дочери время, я долго не мог сосредоточиться на работе, не понимая причину такой своей реакции.

Мой мозг услужливо списывал мои ощущения на старую привычку, хотя я иногда набирался смелости и признавал самому себе истинную причину таких ощущений – я всё ещё испытывал какие-то чувства к Веронике. Как ни смешно бы это звучало, но понять этот факт я смог только тогда, когда убедился, что Вероника окончательно и бесповоротно потеряна для меня как женщина и принадлежит другому мужчине, которого я ненавидел за это всем сердцем. После того пресловутого неудачного посещения Диснейленда, когда я догадался, что моя бывшая жена теперь спит с Волковым, противный червяк под названием «ревность» начал беспрерывно копошиться в моём сердце, оставляя после себя рыхлые борозды и вытаскивая на поверхность моего сознания собственнические чувства к Веронике.

С того дня я перестал изображать из себя эгоистичного идиота, стараясь больше не злить бывшую жену и не выводить её на негативные эмоции, понимая, что это уже ни к чему, ей плевать на меня и она давно забыла о моём предательстве, или делает вид, что забыла, и нас ничего не связывает. Она усердно изображала провал памяти о тех временах, когда мы были женаты, и меня это тоже задевало теперь. Порой я и сам сомневался, что когда-то был мужем этой женщины, настолько далёкой, чужой и непривычной она была для меня. Но эти перемены, произошедшие с Вероникой, это её отстранённое и высокомерное поведение только усиливали во мне ощущения того, что я неравнодушен к ней.

С той самой встрече в аэропорту Питера и до её дня рождения я не видел её, а лишь разговаривал с ней по телефону в попытке выяснить отношение дочери ко мне, и я старался быть вежливым. Где-то в подсознании мелькала предательская мысль, что я изменил своё поведение не только потому, что оно теперь не имело значения, я хотел наладить отношения с Вероникой, сам не понимая для чего. Я видел, как изменилась моя бывшая жена, и эти перемены заставляли меня взглянуть на неё под другим углом. Я хотел снова расположить её к себе, но не смел предпринять хотя бы попытку сделать это открыто, потому что считал, что, с одной стороны, не имею на это право, а с другой, я не хотел быть уверенным на все сто процентов, что она действительно меня ненавидит. Почему-то в тот момент эта мысль мне совсем не нравилась, и я даже готов был сделать что-нибудь, лишь бы не вызывать подобного чувства у Вероники в отношении меня, даже несмотря на то, что я этого заслужил.

С того самого момента я время от времени ловил себя на мысли, что думаю о Новиковой чаще, чем того позволяло моё теперешнее к ней отношение, причём не только как о матери моего ребёнка. Это было даже смешно – осознавать, что я вновь начинаю испытывать к бывшей жене какие-то чувства, природу которых я до конца не осознавал и не хотел даже пытаться осознать. Смешно потому, что я никогда бы не мог даже предположить, что смогу вновь заинтересоваться Вероникой, заинтересоваться как женщиной, привлекательной женщиной, надо признать. Там, в аэропорту Пулково, она произвела на меня сильное впечатление, она выглядела уверенной в себе, счастливой и довольной жизнью, и меня бесило, что всё это она чувствует без моего вмешательства, с другим мужчиной, с чёртовым Волковым.

Я старался запрятать от самого себя подобные умозаключения, но они прорывались на передовую моего сознания без моего ведома и вгоняли меня тем самым в ступор. Даже Таня уже не могла на все сто процентов отвлечь меня от подобной нервозности, хоть и очень старалась. Когда же я осознал, что не могу найти себе места от того, что ничего не знаю о настоящей жизни моей бывшей жены, я понял, что мне просто необходимо быть в курсе всех её дел.

В тот момент Лиза стала для меня спасением. Правда, когда я предложил ей пожить в нашем бывшем с Вероникой доме и посоветовал ей поступить в тот же университет, где когда-то учились мы, я ещё этого не осознавал. Когда же Лиза позвонила мне в середине августа в офис и сообщила, что только что видела в ВУЗе Веронику, я выпал в осадок. Помню, как почувствовал тогда какое-то эмоциональное возбуждение, выбившее меня из седла до такой степени, что я даже не смог продолжить совещание. Мне нужны были подробности и срочно, поэтому я, не обращая внимания на недоумевающие взгляды сотрудников, вышел из зала для переговоров, оставив всех присутствующих в замешательстве, и с жадностью начал расспрашивать сестру о Новиковой. Лиза сообщила, что моя бывшая жена собирается восстановиться в университете, и это повергло меня в шок. Я одновременно восхищался её намерениями и бесился от осознания того, что Вероника решила перевернуть свою жизнь вверх ногами, решила стремиться вверх к совершенству. Ревность снова дала о себе знать мерзким червяком, проедающим дыру в моём сердце. Для меня эта новость была как удар молнии – Вероника решила закончить образование без меня, без моего участия. Она вообще хочет добиться всего в жизни без моего участия, будто бы назло мне, назло нашему совместному прошлому – это меня выводило из себя.