тоже можешь вернуться в дом, — посоветовал доктор Корлёйтнер.

— Нет, не хочу! — заголосила девочка.

— Или сходи за пальто, если тебе холодно.

— Мне не холодно!

— Пфф, — презрительно фыркнула Юлиана.

Доктор Корлёйтнер решил немного разрядить опасную напряженность, вновь упомянув о девочке, ради которой и была затеяна эта добрососедская акция.

— Но послушай, — сказала он, — она ведь потом будет вспоминать об этом, о Младенце Иисусе, и радоваться.

— Пфф, ха-ха-ха, ой, да уж.

Рената тоже рассмеялась, но не столь убежденно.

— Помогая соседям, мы проявляем сочувствие и внимательность, — произнес доктор Корлёйтнер.

— Папа Марин заходил к нам во двор, — сказала Рената, — я видела, как он ставил эту штуку.

— Надо же, как интересно, — усмехнулась ее сестра.

— Можешь идти, не беспокойся, — заверил доктор Корлёйтнер, — мы уж тут как-нибудь все разрулим.

Фраза эта прозвучала совершенно фальшиво, ну, кто употребляет такие слова?

— Ты же знаешь Марин, наверняка, — повторила Рената.

Юлиана громко потянула носом, закинув голову. Она что, плачет? Нет, это от холода.

— Из-за этих, нижних, приходится мерзнуть, — сказала она. — Слушай, а это та, которая так прямо смертельно больна?

— Кто болен? — в ужасе переспросила Рената.

— Никто, — ответила ее сестра. — Я ошиблась. Все хорошо.

Доктор Корлёйтнер ошеломленно слушал их диалог. Он не знал, как ему на это реагировать. Мимо проехал автомобиль, из него донесся громкий рэп.

А что если эсэмэска ему не придет? Уже стемнело. Доктор Корлёйтнер невольно вспомнил о деле четверых стрелков: несколько недель тому назад он смотрел о них документальный фильм. Четверо подростков в Дейтоне, штат Огайо, планировали устроить стрельбу и массовое убийство в школе. Вооружившись снайперскими винтовками, они заняли позиции в четырех местах по периметру школьного двора. Огонь предполагалось открыть по условному сигналу. Но потом ни один из них не послал СМС. Они забыли договориться заранее, кто из них должен подать сигнал. Поэтому массовое убийство пришлось отложить, а на следующее утро они как ни в чем не бывало встретились в школе. В фильме были захватывающие интервью с учителями и учениками.

«Почему я об этом вспомнил? Наверное, все дело в этом непонятном расстоянии отсюда до холма напротив, — подумал доктор Корлёйтнер. — Но стрелять мы будем лучами из прожектора».

— Ну, хорошо, давай сюда, — сказал он.

Но Юлиана по-прежнему не возвращала ему пульт.

Неужели ей снова позвонили, как в прошлом году, и отменили приглашение на вечеринку? Он до сих пор помнил эту драму. Как он кинулся следом за рыдающей Юлианой и стал уверять ее, что, разумеется, в этом нет ничего личного, не надо принимать это на свой счет. Но внезапно осознал: конечно, надо считать это личным оскорблением, зачем утверждать обратное, в этом возрасте вообще существует только личное, и именно сосредоточенность на личном и есть блаженство и радость отроческих лет, она поймет это только потом. Пусть плачет, эти слезы дорогого стоят. Она еще очень и очень высоко ценит себя.

— Кстати, а что случится, если они не напишут? — спросила Юлиана. По-видимому, мысль об этом ее воодушевляла. Большим пальцем она держала кнопку пульта.

— Мы же это уже обсудили, — тихо произнесла Рената.

Доктор Корлёйтнер снова поразился. Ну, что на это сказать? Никто ничего не обсуждал. Девочки по очереди создавали маленькие параллельные реальности, это было чудесно. Но потом он осознал, что Рената хотела сама решить, как поступать дальше. Поскольку пульт держала ее сестра, она, вероятно, чувствовала, что ее мнение не принимают в расчет.

— Ну и что, по-твоему, тогда делать?

— Включить, даже если они не напишут, — воскликнула девочка.

— Нет, — отрезала Юлиана. — Это какой-то бред.

— Нет, не бред!

— Тогда ты просто будешь освещать пустую ночь, супер.

— Иди уже на свой праздник.

— И пойду.

Но внезапно Юлиана протянула сестре пульт. Рената удивленно смотрела на нее. Мысленно она еще спорила с Юлианой, и этот жест примирения сбил ее с толку. Она не хотела брать пульт у сестры.

— Не хочешь, как хочешь, — сказала Юлиана.

Она принялась сдвигать большим пальцем крышку отделения для батареек, то открывая, то закрывая.

— Когда именно начинается твоя вечеринка? — спросил доктор Корлёйтнер.

— Все приходят, когда захотят, мы не договаривались о времени. — Кролики стучали в своем домике, как лотерейные шары в барабане.

— Им пора написать! — сказала Рената, громко шмыгая носом.

— А сейчас мы сходим тебе за пальто, — объявил доктор Корлёйтнер.

В это мгновение пришло сообщение.

«Все готово», — написал Томас Гольбергер.

— А, значит, они написали! — протянула Юлиана и придвинулась ближе, чтобы прочитать сообщение. Рената, обгоняя облачка пара, которые сама же и выдыхала, тоже тотчас бросилась к нему, и доктору Корлёйтнеру пришлось поднять телефон повыше, чтобы они прочитали сообщение одновременно. Но Рената по-прежнему не могла рассмотреть дисплей, она протискивалась вперед, отталкивая сестру.

— Дай посмотреть!

— Вот, пожалуйста.

— «Все готово», — прочитала Рената. По тому, как она произнесла эту фразу, было понятно, что она не вполне связывает ее смысл с предстоящим включением прожектора.

— Что ж, наверное, пора включать, — сказал доктор Корлёйтнер.

Юлиана держала в руке крышку отделения для батареек.

— Собери его снова! — крикнула Рената.

— Да-да.

Он ожидал, что Юлиана нажмет на кнопку, но она этого не сделала. Она смотрела куда-то на дом. Потом поправила челку на лбу.

— По-моему, уже пора, — начал было доктор Корлёйтнер.

— Сейчас-сейчас. Ре, вот смотри. — Юлиана не называла сестру этим прозвищем по крайней мере год. Рената не сразу поняла, что Юлиана обращается к ней. Юлиана снова протянула ей пульт.

— Нажимай, — недоверчиво произнесла Рената.

— Не-а, — покачала головой Юлиана. — Я уже нажимала. Теперь твоя очередь.

— Нажимай ты, — маленькая девочка отошла назад.

Время замедлилось. Можно было ощутить отдельные секунды.

— Если не нажмешь, все так и останется в темноте, — сказала Юлиана.

— Юлиана, — предостерег доктор Корлёйтнер.

— Нажми сама, — настаивала Рената.

— Ре, ну, перестань, подумай, больная малышка ждет.

— Она не малышка! — запротестовала Рената.

— Но она будет радоваться.

— Папа! — позвала Рената. Она уже с трудом выдерживала все эти препирательства.

— Ну, ладно, возьми пульт в руку, — предложил доктор Корлёйтнер. — Тогда увидишь…

— Я вообще ничего не вижу, — заныла Рената.

Юлиана присела на корточки и снова протянула ей пульт.

— Если не нажмешь, все так и останется в темноте, — повторила Юлиана терпеливым, доброжелательным тоном. — Тогда ничего не будет. Сама подумай.

Рената уже с трудом терпела все это и в поисках поддержки подняла глаза на отца. Доктор Корлёйтнер развел руками, но что именно он хотел этим сказать, понять было трудно. Он тоже не мог ей помочь.

Прошло уже, наверное, две-три минуты с тех пор, как пришло сообщение. Чем дольше длилось промедление, тем более явственно он ощущал собственную