— Как? — спрашиваю я, но тоже улыбаюсь.

Его пальцы нежно впиваются в мою плоть.

— Ты точно знаешь, как… как раньше.

Да. И мы оба знаем, что произошло тогда, после еды на вынос, прямо здесь, на этом самом диване.

— Упс, — говорю я.

Он проводит рукой по моему бедру и под моей рубашкой, его рубашкой, по моему голому бедру.

— Ты не надела трусики.

Я придвигаюсь ближе, но не раздвигаю ноги. От его прикосновения по моему телу пробегают мурашки.

— Нет, — говорю я. — Но мне кое-что интересно.

— Расскажи мне, — говорит он.

— Что сказала твоя семья? О том, что ты согласился на эту трехмесячную работу здесь?

Его рука замирает на моем бедре, его ладонь упирается прямо в верхнюю часть бедра. Всего в нескольких дюймах.

— Иден, — говорит он.

Я одариваю его невинной улыбкой.

— Ну же, мне действительно интересно.

— Они были удивлены, — говорит он и откидывается на спинку дивана. — Но, думаю, после того как они подумали, им стало понятно, что я могу захотеть сменить обстановку. Знаешь, после всего.

— Я понимаю, — говорю я. — Мои родители почти ожидали, что я уеду после всей этой истории с Калебом и Синди.

— Держу пари, они рады, что ты этого не сделала, — говорит он, и я киваю. Мы с родителями близки. Они еще не знакомы с Филлипом, но определенно слышали о нем.

Его пальцы выстукивают медленный ритм по моему бедру.

— Тесс все время заставляла меня рассказать ей, почему я переезжаю.

— Правда?

— Да. Она как ищейка, когда чует секрет.

Я придвинулась ближе к нему, приподняв бедра.

— А ты? Рассказал ей?

Филипп ухмыляется.

— Да. В конце концов.

— О.

— Сначала она удивилась, а потом приняла это. Когда меньше всего этого ждешь, — сказала она, — тогда и находишь.

У меня перехватило дыхание.

— Да. Должна сказать, я не ожидала встретить тебя во время своего медового месяца.

Он хихикает.

— Я тоже не ожидал, детка.

— Но я рада, что встретила.

— Я тоже, — мягко говорит он. Его рука проводит по моему животу, но не опускается ниже. Я снова наклоняю бедра вверх. — Прикоснись ко мне, — говорю я.

Он хихикает.

— Босс, не так ли?

— Я к этому иду, — говорю я, и это правда. С Филиппом нет ничего запретного. Ни одной темы для разговора, ни одной шутки, ничего, что я могла бы захотеть исследовать. Он готов на все это, отдавая так же, как и я. Такой свободы я никогда не испытывала.

Он расстегивает пуговицу на рубашке, обнажая меня полностью. Я наблюдаю за ним, а он — за мной. Воздух на моей коже прохладный, но его взгляд горячий.

Пятницы обычно проходят именно так. Он приезжает в город после рабочей недели, и мы празднуем начало выходных именно так. Дома, предаваясь наслаждению друг другом.

Затем мы проводим субботы и воскресенья, исследуя окрестности, ходим за продуктами или смотрим фильмы.

После каждого уик-энда я с еще большим нетерпением жду следующего. Для него.

Пальцы Филиппа начинают дразнить и поглаживать меня, как раз там, где мне нужно, и мои глаза полузакрываются. В моем теле все еще сохраняются остатки прежнего удовольствия, я чувствительна, и не сразу мое дыхание учащается.

— Ты такая красивая, — бормочет он. — Это сжимает мое сердце, все время, черт возьми.

И я верю ему.

Потому что я чувствую к нему то же самое. Неважно, когда я вижу, как он просыпается по утрам, или когда мы болтаем во время долгих поездок на машине, или даже когда он сосредоточен на рабочей электронной почте.

— Вот так, — бормочет он и вводит в меня палец. — Боже, какая ты красивая.

Моя спина начинает выгибаться. Его пальцы ускоряются, кружась, поглаживая и накачивая, а затем он наклоняется и проводит языком по моему клитору.

Я кончаю.

Он гладит меня до конца.

Я медленно возвращаюсь в себя, мои ноги все еще раздвинуты на его коленях, а его рубашка наполовину расстегнута и сбилась вокруг моей груди.

Его руки успокаивающе гладят мои бедра.

— Вот и все.

— Вау, — шепчу я и смотрю в его теплые глаза. Темно-синие, жидкие, а в уголках его губ притаилась мягкая улыбка. — Я люблю тебя.

Его руки приостанавливаются. Мои слова повисли в воздухе между нами, осязаемые, мерцающие. Которую можно принять или отвергнуть.

Он сжимает губы.

— Правда?

— Да, — говорю я. Мои волосы в беспорядке, я полуголая, и я чувствую себя более похожей на себя, чем когда-либо за долгое-долгое время. — Ничего страшного, если ты еще не дошел до этого или не хочешь говорить. Но я хочу, чтобы ты знал, что я чувствую.

— Правда? — спрашивает он.

— Да, так сильно, что я не знаю, что со всем этим делать. Это застало меня врасплох… но мне это также нравится.

Он сдвигает нас, так что он наполовину лежит на мне. Его лицо близко к моему, и его вес на мне восхитителен.

— Иден, — бормочет он и целует меня. — Иден, черт.

— Все в порядке, — говорю я. — Все в порядке. Это ничего не меняет.

— Дело не в этом. — Он прижимается головой к моей шее. Долгое время он не двигается, и я чувствую, как быстро бьется его сердце о мою грудь.

Потом он поднимает голову, и его глаза стекленеют.

— Я тоже люблю тебя. Люблю гораздо дольше, чем предполагал. Это подкралось ко мне, сначала медленно, а потом так быстро, что я не успел опомниться.

— Правда? — пробормотала я.

Он кивает, и его рука поднимается, чтобы коснуться моего лица.

— Да. Не думаю, что я когда-либо испытывал это или чувствовал так много раньше.

— Не так, как сейчас, — говорю я.

— Не так, — соглашается он. — Я знаю, как больно бывает, когда все рушится. А сейчас? Чувствовать себя так? Не думаю, что смогу справиться с этим, Иден. Если бы я потерял тебя.

Я обхватываю ногами его бедра и прижимаюсь лбом к его лбу.

— Ты не потеряешь.

— Нет?

— Нет, — пробормотала я и зарылась пальцами в его волосы. — Кроме того, это, ты и я? Это приключение. Мы уже бывали в таких.

— Бывали, — соглашается он и проводит губами по моим губам. Они горячие. — Но это были походы в лес и наблюдение за вылуплением морских черепах.

— Так что, возможно, это нечто большее, — говорю я. — Я также знаю, каково это — быть раненным.

— Я знаю, что знаешь, — говорит он, и в его голосе слышится страдание. Он уже несколько раз говорил мне, что я должна указывать на Калеба, если мы увидим его в городе. Не то чтобы я знала, что он сделает, если