Мама Румиса вцепилась в плечи Демира, повторяя шёпотом:

— Не подходи к нему. Не в себе он.

Я поймала на себе взгляд Айше, большие миндального цвета глаза горели огнём ненависти ко мне. На её запястьях, пальцах, даже на лодыжках были надеты золотые кольца, браслеты, они звенели при каждом движении. Поэтому, когда брюнетка встала в полный рост, я представила перед собой гремучую змею, что всем своим видом показывала, будь у неё власть, она бы брызнула в меня своим ядом. Айше гордо вскинула подбородок и грациозной походкой покинула трапезную, обжигая меня глазами с ног до головы. Надо бы прислушаться к Эдже и держаться от Айше подальше, избегать диалогов, конфликтов, но не могу. Я не могу молчать, не реагировать на вызовы глазами, шёпоты за спиной, оскорбления потому что уважаю себя и своё достоинство, потому что если промолчу раз, то дам права поступать так со мной всегда. Я хочу, чтобы она перестала мечтать о Демире, чтобы даже не надеялась и не строила планы на моего мужчину.

— Зухаль, убери грязную посуду со стола и накрой на двоих стол. Я скоро подойду.

— Хорошо, госпожа. — ответила мне домработница.

Пока Зухаль накрывала на стол, Румиса с Демиром разговаривали в гостиной, а я набравшись храбрости решила поговорить с отцом мужа.

Отец Азиз, стоял спиной ко мне, он смотрел в панорамное окно, за которым вдоль гор распластался красочный закат. В руке держал бокал с тёмно-алой жидкостью похожей на кровь и что-то невнятно бубнил себе под нос, но кое-что я всё же смогла расслышать.

— Недосын! Недошейх! — выплёскивал он томным голосом. — Испорченное дерево яблони никогда не даст сладкий плод. От грешных женщин всегда рождаются не правильные сыновья. И ты Амира была такой, — пауза, — грешной! Подарила мне сына с изъянами, с твоими генами и грязью. Но я вырву всё это из него. — фыркнул он. — Красивая, как ангел, одурманила меня своим нежным запахом, ароматом спелого, сочного яблока. И вкусив, попробовав твой запретный плод, я отдал тебе своё сердце и жизнь. — тоскливым голосом говорит он. — Я это сделал потому, как всегда, дико любил тебя, дико хотел, по животному вожделел, сходил с ума от каждого твоего покорного взгляда и стона. — тяжело вздыхает выпрямившись в спине. А я стою статуей, замерев, страшно даже дышать, ведь папа Азиз ещё не знает, что он не один в комнате.

— Ты разорвала мне душу, вырвала сердце, прошлась по мне грязными ногами и, чтобы сделать тебе больно я убил брата, чтобы и ты горела от боли. А после такую замученную, сломанную, угасающую в моих глазах, я пробудил в себе зверя, задушив тебя с такой же животной дикостью, как и любил. — на последних словах голос папы Азиза дрогнул, шмыгнув носом, он развернулся увидев меня.

Дедушка мне рассказывал, что Демир араб королевской крови, потомок сильных правителей одной строгой части Эмиратов. Говорил, что Демир потерял слишком рано мать, ласку и детство. Воспитывался новой женой своего отца — мачехой Румисой. Теперь узнав про Амиру, понимаю почему дедушка попросил меня никогда не спрашивать у Демира про его родную мать. Сразу нашла все ответы на вопросы касаемые отношений отца и сына. И почему папа Азиз с трудом принял меня в семью и говорил мне обидные слова на помолвке. Всё стало ясно, дело не во мне, а в ране, что до сих пор у него кровоточит. Он убил женщину за измену, брата за предательство и в его разбитом сердце остался жгучий осадок недоверие ко всем женщинам.

Лицо отца Азиза побледнело, желваки заиграли на острых скулах, а круглые, черные от недовольства глаза стали ещё темнее. В той темноте глаз я видела своё отражение, отчего мне захотелось сбежать или превратится в крошку став для него недосягаемой. Но было поздно сдавать назад, он приблизился, остановившись в двух шагах от меня. А я застыла на месте боясь пошевелиться, дабы не разбудить в нём зверя, хотя казалось уже… Холод, обволакивал меня со всех сторон, от этого страха я забыла зачем пришла, меня как будто приклеили к полу. Сердце билось так сильно, что казалось, оно мне разорвёт грудь, а горло пересохло вместе с сомкнутыми от трусости губами. Брови мужчины грозно сошлись на переносице и он сделал еще один шаг став ближе ко мне. Сжигал меня презирающим взглядом, вынудил покорно с уважением опустить веки.

— Наши женщины себя так не ведут, Ясемин. Они не могут заходить без стука к нам в комнату и так на равных смотреть в глаза, а тем более уж перечить нам! За это тебя надо наказать, но я этого не сделаю, потому что твоя невоспитанность это ошибка Демира, он тебя не научил покорности. Вот пусть и стыдится.

Я молча слушаю и осторожно смотрю на выход. На дверь, которой нет в этом помещении лишь золотистого цвета арка. Мама Румиса была права, папа Азиз не в себе. Ну, а про перечить, да я не посмела сесть за стол без мужа и поэтому сказала ему про Демира, так сказать напомнила, чем и разозлила его. А вот про воспитанность, покорность не ему говорить, если я и должна быть покорна то только мужу. Воспитали меня не плохо, просто в арабских семьях воспитание строже, чем у нас. Перед помолвкой я сразу выдвинула свои условия Демиру, что свою свободу слова и решений никому не отдам. Не стану, не буду ходить в темной одежде, вечно с опущенной головой. Демир, конечно, задумался сначала, но потом согласившись кивнул.

— Теперь ты знаешь, что тебя ждёт, если изменишь Демиру. С тобой не разведутся, так как в нашей семье не приветствуются разводы, тебя убьют! Сломают, сотрут в порошок и не посмотрят, чья ты дочь или внучка. Судить будут по нашим законам. — взяв меня за подбородок приподнял лицо вверх, хрипло говоря на арабском, — По нашим законам.

— Я поняла. — завопила я, слёзы сами покатились, обжигая щёки от обиды.

— Не плачь. — сменил устрашающий голос на более спокойный с нотками жалости. — Я не хотел тебя пугать и не посмею причинить тебе вред, ты главное наследника здорового роди.

Это же может быть девочка, но я не стала ничего говорить, промолчала.

Отец Азиз убрал с моего подбородка руки и пряча их за спину ровным, спокойным тоном, спросил:

— Зачем пришла?

Вытирая ладонью скатывающиеся солёные дорожки, отвечая произношу еле слышно:

— Вы были правы, я наивная, а дедушка лжец. —