Всем известно, как опасна медведица, когда с ней медвежата. Поэтому я был очень недоволен, когда однажды такая медведица подвела к нам своего медвежонка, оставила его с нами, а сама пошла разбираться в отбросах. Сначала медвежонок был доволен нашим обществом, но потом заскучал, как ребенок, и заплакал. Услышав его плач, мать бросилась, как вихрь, на защиту, но, увидев, что ее ребенку никто зла не сделал, увела его с собой. Я снял очень много фотографий с этих медведей, – к сожалению, все они вышли плохо: медвежий пир происходил при закате солнца. Гуляя и катаясь верхом, мы были свидетелями удивительных сцен, казавшихся нам взятыми из рая до грехопадения. Лань с маленьким олененком около себя лежит на траве. В десяти шагах от нее проходит большой медведь, но ни она, ни он не обращают друг на друга никакого внимания…

С детства я помню, как водили по деревням медведей. Это было любимое представление для деревенских детей – посмотреть на штуки дрессированного медведя. Наши кучера всегда были очень недовольны этими встречами, так как лошади приходили в панический ужас, начинали биться, беситься, часто результатом такой встречи была полная поломка экипажа, а иногда и более серьезные последствия. В Йеллостоун-парке мы видели лошадей, совершенно спокойно относящихся к медведям, хотя они проходили совсем близко. Необычайность этого факта усиливается еще и тем, что такие сцены вы можете наблюдать через зеркальные окна вашего отеля, стоящего на поляне, среди леса. Звери привыкли его видеть и, убедившись, что их никто не трогает, не обращали на него ни малейшего внимания.

Краткое пребывание в Йеллостоун-парке оставило у Анны Павловны неизгладимое впечатление.

Одной из причин, почему Анна Павловна выбрала «Айви-хаус», был его большой сад, соприкасающийся по всей его длине с Гольдесгрин-парком, дающим впечатление, что дом отделен от всего остального громадным пространством зелени. Прельстило еще пение птиц, встретивших нас, когда мы в первый раз вошли в этот сад. Дом был необитаем в течение нескольких лет, и сад оказался совершенно запущенным. А птицы его особенно облюбовали. Сад мы расчистили, много раз его переделывали, но птицы его не покидали, и утром, слыша их щебетание, можно было подумать, что вы живете где-то далеко за городом. В изобилии росли в саду ягодные кусты, и в «Айви-хаус» водилось особенно много серых и черных дроздов и всевозможных маленьких других птичек: здесь они чувствовали себя в полной безопасности от кошек и сильно размножались.

Вскоре после переезда в «Айви-хаус» Анне Павловне подарили двух лебедей. Самец Жак, великолепная, большая птица, оказался очень сердитым и никого к себе не подпускал, несмотря на все попытки Анны Павловны приручить его.

Я предупреждал Анну Павловну об опасности, зная, как сильно лебедь может ударить своим крылом. У моего приятеля была дорогая охотничья собака, которой лебедь ударом крыла сломал ногу. Мои опасения подтвердились. Спустя некоторое время один из рабочих, производивший в доме ремонт, пошел в сад и неосторожно приблизился к пруду. Жак подскочил, ударил рабочего в спину, тот упал, но лебедь продолжал его бить, пока не прибежали другие. К счастью, ничего серьезного не оказалось и все ограничилось несколькими большими синяками. Воспользовавшись тем, что ему не подрезали крыльев осенью, Жак решил лететь, но не рассчитал своих сил, недостаточно высоко поднялся, налетел грудью на трубу соседнего дома и снес ее. За трубу пришлось заплатить пять фунтов, а Жак, пролетев миль двадцать, спустился на чужой пруд. Его владелец, прочитав в газетах о пропаже лебедя Анны Павловой, дал знать, и командированный садовник привез беглеца обратно. Ему подрезали крылья, и с тех пор он стал привыкать к своему дому, постепенно начал делаться более ручным и даже брать хлеб из рук Анны Павловны. Считая, что лебедям тесно на маленьком озере, Анна Павловна решила значительно увеличить его, в надежде, что наша лебединая семья будет расти. И действительно, она получила от нашего садовника письмо, в котором он сообщал, что лебеди свили гнездо и сидят на яйцах. Этот старик-садовник, служивший у Анны Павловны несколько лет, был большим пьяницей, и она давно хотела с ним расстаться. Но раз он прислал ей на Рождество открытку, на которой написал: «Сперва природа, а потом искусство». Хотел ли он этим сказать, что считает свое призвание выше, чем Анны Павловны, но этот маленький эпизод расположил ее к старику и заставил терпеть его недостатки.

Вернувшись домой, мы застали лебедей еще на гнезде, но через несколько дней Анна Павловна с волнением прибежала ко мне сказать, что лебеди выплыли на озеро и с ними лебеденок. К сожалению, дня через два лебеденок умер.

Вернувшись после войны, через пять лет отсутствия, Анна Павловна убедилась, что лебеди от нее совершенно отвыкли и не идут на зов. Разговаривая с представителями газет о своих впечатлениях по возвращении в Англию, Анна Павловна, между прочим, сказала, как она огорчена, что лебеди ее забыли. Спустя несколько дней мы получили письмо от незнакомого господина, что он – любитель лебедей, хорошо их знает и хотел бы дать Анне Павловне разные указания. Мы пригласили его прийти к нам и познакомиться. Он оказался очень симпатичным и интересным человеком, и вскоре мы убедились, что он действительно любит и знает лебедей, умеет с ними обращаться и вообще быстро входит в их доверие. Мы назвали его «лебединым профессором».

Анна Павлова и ее лебедь Джек в имении балерины Ivy House в Лондоне

Любовь его к лебедям была исключительной. Каждый день он приходил к нам в «Айви-хаус», – какая бы погода ни была, – приносил им свежую траву и проводил с ними два-три часа. По его словам, он обходил каждый день несколько соседних парков, где тоже были лебеди, чтоб следить за ними. Последствия нашего знакомства с «профессором» вскоре сказались. Жак стал совсем ручным, а его семья сразу увеличилась с двух до восьми. Это было слишком, и я заявил Анне Павловне, что впоследствии, когда они все вырастут, у нас будет больше лебедей, чем воды. Как бы то ни было, маленькие росли, и «профессор» занялся их воспитанием. Он так их приручил, что они шли навстречу, когда он приходил. Затем мы уехали за границу, и, вернувшись, уже не видели «профессора». Но результат его влияния на Жака оказался настолько значительным, что Анна Павловна могла сниматься с ним, притом в разных позах. Брала его на колени, обвивала его шею вокруг своей, и все это он выносил без малейшего протеста. Зная, насколько лебеди вообще дикие птицы, я думаю, что это – замечательное достижение. Вскоре, однако, в нашей лебединой семье начались раздоры: Жак невзлюбил одного из молодых, и тот, выбрав себе подругу, перелетел в соседний парк, где и основал новую династию наших лебедей. Одну пару мы подарили своим знакомым. Вскоре, во время нашего отъезда, умер Жак, патриарх семьи. Возвратившись, мы застали трех лебедей, но вскоре и жена Жака тоже умерла, в гнезде опять осталось двое.

В Италии на улице мы наткнулись раз на иллюстрированную газету с необыкновенной картинкой в красках: перекресток Лондона, огромное скопление автобусов и автомобилей, толпа народа, все остановилось, а посредине полицейский сражается с громадным лебедем. Заинтересовавшись картинкой, мы узнали из описания, что это – наш Жак, вылетевший из «Айви-хаус», но достигший лишь перекрестка около станции Гольдесгрин, где всегда происходит огромное движение трамваев и автобусов. Он действительно остановил все движение. Полицейский, храбро пытавшийся схватить Жака, не мог с ним справиться, и только вместе с подоспевшим другим полицейским лебедь был усажен в такси и отвезен в участок, откуда потом его водворили к нам в «Айви-хаус».