– Ты нужна мне, - прорычал он, не уверенный, слышно ли его было за всеми этими шелками, которые все еще закрывали ее от него.

– Ты нужна мне сейчас, - он поднялся на ноги, и поднял ее на своих руках.

Сделав несколько шагов, они достигли большой кровати, доминирующей в этой спальне. Он никогда не принимал здесь женщину прежде, всегда предпочитал получать удовольствия в другом месте. И теперь был странно рад этому факту.

Кэйт была другой, особенной, его женой. Он не хотел бы, чтобы какие-нибудь воспоминания вторглись в эту, или в любую другую ночь.

Он опустил ее на постель, его глаза не покидали ее очаровательно растрепанный вид, пока он методически избавлялся от своей одежды. Сначала перчатки, одна за другой, затем пальто, уже приведенное в беспорядок его страстью.

Он поймал на себе взгляд ее темных и круглых от удивления глаз, и улыбнулся медленно и удовлетворенно.

– Ты никогда не видела обнаженного мужчину до этого, не так ли? - пробормотал он

Кэйт покачала головой.

– Хорошо, - он наклонился к ней, и стащил одну из туфель с ее ноги, - Ты никогда не увидишь другого.

Он медленно стал расстегивать рубашку, его желания увеличилось десятикратно, когда он заметил, как она высунула свой красный язычок и облизала им губы.

Она хотела его. Он знал достаточное количество женщин, чтобы быть уверенным в этом. И к тому времени, когда эта ночь пройдет, а будет уже не способна жить без него.

То, что он не способен жить без нее, он отказывался рассматривать. То, что разгоралось в спальне, и то, о чем шептало его сердце, были две различные вещи. Он смог бы не смешивать одно с другим. Он не будет смешивать одно с другим. Он не может любить свою жену, но это не значит, что они не могут наслаждаться друг другом в постели.

Его руки скользнули к пуговицам на брюках, и остались там. Она была почти полностью одета, и все еще полностью невинна, она еще не готова видеть доказательство его желания.

Он опустился на кровать, и подобно дикому коту, медленно подполз к ней, все ближе и ближе, пока не добрался до ее локтей, которые поддерживали ее. Он мягко убрал ее руки, и она упала на спину, неотрывно глядя на него, дыша часто и мелко через свои приоткрытые губы.

Нет ничего, решил он, более захватывающего дух, чем лицо Кэйт, с вспыхнувшим на нем желанием. Ее волосы темные, шелковистые и густые, уже освободились от всевозможных шпилек и булавок, державших волосы в сложную свадебную прическу.

Ее губы более полные, чем требовалось модой, были темно-розового цвета в свете конца дня. И ее кожа прежде никогда не казалась такой совершенной, такой светящейся. В бледно-розовый румянец окрасились ее щеки, оживляя вначале бескровный цвет лица. Фешенебельные дамы всегда стремились к бескровным щекам, но Энтони нашел ее румянец очаровательным.

Она была реальной, живой, и дрожала от желания. Он не мог желать большего. С благоговением он погладил ее щеку кончиками своих пальцев, затем передвинул их ниже ее шею, на чувствительную кожу, которая была чуть выше лифа ее платья.

Ее платье застегивалось бесконечным рядом застежек сзади, но он уже уничтожил большую их часть, и мог свободно сдвинуть ткань с ее груди.

Они даже выглядели еще красивее, чем двумя днями раннее. Ее соски, увенчивающие груди, были ярко-розового цвета, и так и просились в руку.

– Никакой женской сорочки? - пробормотал он благодарно, медленно проводя пальцем по нежной коже ее ключицы.

Она покачала головой, и ее голос прозвучал хрипло, когда она прошептала в ответ:

– Вырез платья не позволял одеть никакой сорочки.

Он улыбнулся чисто мужской улыбкой удовлетворения.

– Напомни мне послать премию твоей модистке.

Его рука переместилась еще ниже, и накрыла ее грудь, мягко сжимая ее, и почувствовал, как стон желания сотрясает ее, и услышал, как она тихо застонала.

– Как чудесно, - пробормотал он, поднимая руку, и позволяя глазам ласкать ее тело.

Никогда прежде не получал он такого удовольствия, просто глядя на женщину. Любовные ласки всегда были в его вкусе, и впервые он вид обнаженной женщины был столь соблазнителен.

Она была так совершенна, так красива на его взгляд, что он почувствовал странный приступ удовлетворения, что большинство мужчин были слепые, и не могли увидеть ее красоту. Это выглядело так, будто некоторая часть ее была видна только одному ему. Ему понравилось то, что ее шарм и обаяние были скрыты от остальной части света.

Это делало ее более принадлежащей лишь ему.

Внезапно, стремясь дать ей почувствовать себя, он поднял одну из ее рук, все еще затянутую в длинную атласную перчатку, и положил ее себе на грудь же. Он мог чувствовать высокую температуру ее кожи, даже сквозь ткань, но этого было не достаточно.

– Я хочу почувствовать тебя, - прошептал он, и снял с ее пальца на левой руке оба кольца.

Он положил их в небольшую впадину, между ее грудями. Кэйт задохнулась и задрожала от контакта холодного металла с ее кожей, затем затаив дыхание, смотрела на Энтони. Тот в этот момент начал мягко стягивать каждый палец ее перчатки, пока перчатка не стала свободна на ладони, затем начал медленно стаскивать атласную перчатку с руки. Стягивание перчатки походило на бесконечный поцелуй, заставляя еще сильнее дрожать ее тело.

После этого, с нежностью, которая почти наполнила ее глаза слезами, он надел оба кольца, одно за другим на безымянный палец руки, остановившись, лишь для того, чтобы поцеловать внутреннюю поверхность ладони.

– Дай мне твою другую руку, - мягко приказал он.

Она протянула ему руку, и повторил ту же изящную пытку, таща и двигая атлас по ее коже. На сей раз, когда он стянул перчатку, он поднес ее розовый палец к своему рту, затем провел им по губам, и начал медленно сосать его, языком обегая вокруг кончика пальца.

Кэйт почувствовала внезапный прилив желания, прошедший через ее руку, дрожащую грудь, пока это все не вылилось во что-то горячее и загадочное между ее ног.

Он пробудил что-то в ней, что-то темное, и может быть даже немного опасное, то, что бездействовало все эти годы, ожидая поцелуя от одного этого мужчины. Вся ее прежняя жизнь была лишь подготовкой к этому моменту, и она даже не знала, что ожидать дальше.

Его язык проложил влажную дорожку с внутренней стороны пальца до ладони.

– Какие прекрасные руки, - пробормотал он, перейдя на ее большой палец, и переплетая свои пальцы с ее пальцами. - Сильные, и в тоже время тонкие и изящные.

– Ты говоришь чепуху, - застенчиво пробормотала Кэйт. - Мои руки -

Но он заставил ее замолчать, поднеся палец к ее губам.

– Ш-ш, - предупредил он. - Разве ты не знаешь, что не должна противоречить мужу, когда он восхищается свое женой?