Речка эта впадала в Ветлугу в двухстах пятидесяти километрах от той веси, где ушкуйникам дали весомый отпор в ответ на их разбойное нападение. По крайней мере, так рассказали преследователи, порядком уставшие за целый день гребли. Они подплыли к селению уже за полночь, и поэтому основной их части пришлось разместиться на короткую ночевку в стоявшем на отшибе доме вне изгороди, однако гости были не в обиде и на рассвете, предварительно пообщавшись со старостой, ушли вверх по притоку.

Тек Вол уже бесчисленное количество лет по узкой, глубокой речной долине, поэтому, вероятно, и имел такое название, на черемисском языке обозначающее корыто или желоб. Течение его было довольно быстрым по сравнению с другими лесными речушками, больших отмелей и перекатов не было, а поскольку волок на Унжу[102]через него был довольно удобен, то от больших коряг его время от времени чистили. Поэтому тот факт, что неуправляемый насад каким-то образом вынесло в низовья Вола, а потом на Ветлугу, привел черемисов лишь в легкое удивление, и только. Им было не в диковинку иногда сплавлять молем[103]бревна по этой лесной речке. А вот судьба пропавших воинов, один из которых был как раз из этого селения, вызвала у них живейшее участие. Вараш, отличившийся при обороне Переяславки, был сыном местного старосты Паймета. Отец сразу же возглавил поиски, одновременно послав насад с известием для ветлужцев.

Где их искать — знали. Чуть меньше месяца назад об этом поведал Лаймыр, озвучивший данный факт вместе с решением кугуза выделить рядом земли новым поселенцам. Паймет тогда лишь пожал плечами: пути людские неисповедимы, как неисповедимы желания бога судьбы Кава Юмо,[104]так что жизнь покажет, каковы будут соседи и ждать ли от них неприятностей. А пока их селения еще разделяет достаточно большое расстояние, локтями не придется толкаться. Вопросы появились чуть позже, когда посланец ветлужского князя поведал о том, что среди поселенцев очень много одо, как называли сами черемисы удмуртов. Однако тот факт, что во главе у них стоят воины совсем другого племени, немного утихомирил страсти. Кроме того, люди Паймета чуть позже воочию убедились, что со старыми врагами можно довольно сносно уживаться, даже вместе воевать против общего противника, сидя в одном насаде.

А вот присутствие мерян среди новых поселенцев явилось для прибывших к ветлужцам гостей новостью и было встречено радостным удивлением. И хотя расспросы их старосты Куженя,[105]который как раз толмачил на переговорах, не выявили среди них знакомых или родственников, черемисы все равно были рады, что на эти земли осядут какие-никакие, а родичи.

Сами же представители мерян, влившиеся месяц назад в ряды ветлужцев, весьма заинтересовались поселиться на новом, еще не обжитом месте, учитывая ту сутолоку в Сосновке, которая сопровождает любую стройку, и достаточно большое число жителей, уже заселивших эту весь. По их здравом размышлении, вокруг новых острогов им было бы ничуть не хуже. Невозделанные заливные луга, почти непуганная живность, кишащие рыбой озера только и ждали прихода новых хозяев. Конечно, мерянам еще придется приложить тяжкие усилия, чтобы взять такое богатство в свои руки, однако это будет труд на пользу рода: кого он страшит, если есть теперь долгожданная свобода и новые союзники, которые говорят на давно знакомом по жизни в суздальских землях языке? А по соседству находятся еще и родственные черемисы. Те, если подумать, в итоге отказали мерянам в гостеприимстве, но куда им было деваться? Неужели ссориться с посланцами могучего западного соседа и перечить самому суздальскому князю? Так что попрощались с временно приютившими их хозяевами меряне достаточно любезно, найдя согласие даже в мелочах. Расстались, чтобы вновь встретиться на новом месте.

Сборы у ветлужцев были недолгими: полученные вести давящим грузом легли на уже порядком растревоженные предчувствия о судьбе исчезнувших воинов Гондыра. Правда, черемисы в один голос утверждали, что те вместе с новгородцами прошли мимо их селения совсем недавно, но это лишь подливало масла в огонь всеобщей озабоченности. Однако многочисленным желающим выйти на поиски Пычей и Свара отказали, сославшись на необходимость срочно готовиться к зиме. Поэтому на том же насаде вверх по реке отправились всего лишь полтора десятка человек, включая присоединившихся отроков и мерянского старосту, да шестерка черемисов, доведших найденное судно до хозяев.

Стиснув зубы, совместная команда вышла в путь, моля у всех богов попутного ветра. Природа смилостивилась к ним и дала целых два дня роздыха, употребленных неугомонными юнцами на обучение речному делу и работе с парусом, который то и дело приходилось перекладывать, подчиняясь буйству воздушной стихии. Попутный ветер сумел продвинуть насад довольно ощутимо, хотя и вымотались отроки на полную катушку. А уж промокли практически все участники похода, стоя под мелкой моросящей пылью, которая сыпалась с хмурого неба, покрытого убегающими куда-то в сторону тучами. Даже присутствие тента на судне никак не уберегало от этой напасти.

На третий день слева по борту на высоком протяженном холме вырос тын черемисского поселения, за которым вдали проглядывалось не очень широкое русло правого притока Ветлуги и простор пойменных лугов. Именно по этой узкой серо-голубой ленте шел один из путей[106]на Унжу, где по желанию можно было свернуть как на Волгу, так и уйти волоками на Сухону. Именно тут Пычей и Свара дали небольшой отдых своим людям, договорились с черемисами о ночевке в теплом помещении и горячей пище. А наутро, оставив Куженя сторожить насад и общаться с местным населением, повели ветлужцев пешим ходом вдоль речного русла Вола на поиски пропавших мстителей.

— Вот они, следы их. На Унжу подались новгородцы — боязно им показалось сквозь коренные черемисские земли идти после тех дел, что они натворили, — разогнулся Свара, придирчиво осматривавший перед этим почву вокруг Тимки. — Стоянка тут их была, а потом протокой ушли. Лжу не стали возводить местные язычники, с коими я беседу вел.

— А почему они должны были соврать? — тут же встрял его юный собеседник, пользуясь тем, что подобревшего из-за его находки Свару потянуло немного почесать языком.

— А язычники на то и язычники, чтобы лжу творить без всякой на то выгоды, — негромко ответил тот, покосившись на отошедшего в сторону Пычея, что-то сосредоточенно разглядывающего по соседству.