«Мы подъехали к банку, но там вокруг уже была куча копов, – рассказывал Мюррей Эренберг. – Они не давали Фрэнку выйти из машины. Они говорили: “Мы занимаемся обеспечением порядка”.

Фрэнк был зол как никогда. Он пытался прорваться сквозь оцепление, но копы его остановили. Они подошли вплотную к дверям машины, поэтому нам было не выйти. Он пытался силой открыть дверь. Я сказал: “Фрэнк, успокойся”. Но он смотрел на копа и повторял: “Убери свои гребаные руки от моей машины!” Представляете, он это говорил копу!

Он орал: “Она ворует мои деньги!”, но копы все равно не выпускали его из машины. Они удерживали его внутри до того момента, как Джери не покинула офис, после чего они сказали: “Окей, можешь выходить”. То есть она все подстроила заранее вместе с копами».

«Вечером того же дня она позвонила из Беверли Хилс, – рассказывал Левша. – Уже было за полночь. Я сказал ей:“Джери, так не поступают. Можешь оставить свои украшения, но верни мне мои деньги и ценности”. В ответ я услышал щелчок. Она повесила трубку.

Затем раздался звонок от Тони.

Он сказал: “Я слышал о том, что случилось. Я могу чем-либо помочь?”

В тот момент я понял, что он не уверен насчет моей осведомленности о его связи с Джери, поэтому я решил ничего не говорить. Я включил дурака.

Я ответил, что мне уже ничем не помочь. В последнее время наши отношения окончательно испортились.

После этого Тони сказал, что нам надо встретиться. Знаменитые последние слова. Я не хотел с ним встречаться. Я знал, чем это чревато.

Я ответил, что готов с ним встретиться, но не хочу привлекать внимание, поэтому я дал ему адрес другого адвоката – не Оскара, – чтобы встретиться в его офисе.

Он спросил еще раз: “Тебе точно не нужна моя помощь?”

Я ответил, что если Джери ему позвонит, пусть передаст ей, чтобы вернула мои вещи.

Тони знал, что дело нечисто. Думаю, у него в голове вертелось только одно: “Мать честная, что же она натворила”.

Я улыбался. И это мой старый кореш? Я не понимал, как это могло произойти. Я ничего не хотел от него. А вот он хотел мою жену. Я не мог это переварить.

Я вел себя крайне спокойно на встрече в офисе адвоката. Я знал, что мне ничего не угрожает. А Тони понимал, что если мои друзья в Чикаго узнают о том, что он натворил, то он проиграет. Если синдикат соберет совет, ему крышка. Он прекрасно это понимал. Поэтому я так беспокоился о своей безопасности.

– Спасибо за то, что пришел, – произнес я.

– Надеюсь, это не зря, – ответил он.

Затем Джери позвонила Тони.

– Слушай, делай так, как он скажет, – сказал ей Тони, – или нас обоих пристрелят. – Я знаю об этом, поскольку Джери мне потом все рассказала.

– Что ты от меня хочешь, сраный карлик? – спросила Джери.

– Ты вернешь ему половину денег, двести пятьдесят тысяч долларов, и его драгоценности, – сказал Тони. – Это прямой приказ тебе от меня.

Это звучало точь-в-точь как гангстерский приказ, и когда Джери рассказывала мне об этом впоследствии, ее чуть ли не трясло.

Но тогда она ему ответила: “Пошел на хер!”

После этого она позвонила мне.

– Звонил твой мелкий ублюдочный дружок и пытался мной командовать, – сказала она.

Я ответил: “Джери, ты сильно вляпалась”.

– Отправь кого-нибудь за деньгами и драгоценностями, – сказала она. – Если я отдам тебе их, обещаешь оставить нас в покое?

Я ответил утвердительно и отправил своего друга в Лос-Анджелес за деньгами. Однако когда они встретились, она отдала ему лишь двести тысяч долларов и побрякушки. Позже она рассказала, что Тони украл пятьдесят тысяч баксов из ее машины, пока она спала у него дома после поездки в банк.

Розенталь подал на развод 11 сентября 1980 года, через три дня после сцены в банке. Еще три дня спустя ему позвонили из психиатрического отделения многопрофильной больницы Харбор в Торранс, Калифорния. Ему сообщили, что его жена, Джеральдина Макги Розенталь, была арестована полицией Лос-Анджелеса за попытку раздеться на бульваре Сансет. Она находилась под воздействием алкоголя и наркотических средств.

Левша полетел в Торранс. «Когда я прибыл в госпиталь, я прошел к ней в палату, где она лежала в смирительной рубашке. Она хотела, чтобы я освободил ее, но я сказал, что не имею права этого делать. Она начала орать на меня. У нее была истерика.

Психиатр советовал оставить Джери в Торранс на две недели. Видя ее состояние, я согласился. Я улетел обратно в Лас-Вегас тем же вечером, а через пару дней узнал, что ее уже выпустили из больницы и что ее отец с дочерью уговаривают ее обратиться за психиатрической помощью.

Я подал на развод. Он состоялся по обоюдному согласию».

Левша получил что хотел: опеку над детьми. Со своей стороны он согласился выплачивать по пять тысяч долларов в месяц под видом алиментов и разрешил ей видеться с детьми. Джери оставила себе миллион долларов в виде ювелирных украшений и мерседес, на котором она уехала.

«Любой другой на его месте оставил бы ситуацию в покое, – рассказывал Мюррей Эренберг. – Посудите, жена сошла с ума и ушла. Он получил развод. Получил опеку над детьми. Получил половину своих денег и все свои драгоценности. Джери оставила себе около ста тысяч долларов и свои украшения. Другой на его месте был бы рад так легко избавиться от нее, но только не Фрэнк.

Помня о том, как жестоко его обломали, он решил засудить полицию Лас-Вегаса за ложный арест, а затем подал в суд на копов, которые мешали ему выйти из машины у банка, требуя от них шесть миллионов долларов. Это же копы. У них нет ни гроша в кармане. На что он надеялся? Конечно, он проиграл. Единственное, чего он добился – это повторное обсуждение всей мыльной оперы на страницах газет».

Либо мы сегодня сорвем куш, либо попадем в газеты

В газетах стали появляться истории о Левше и Джери, Тони и Джери, Левше и Тони, а также истории от анонимных представителей правоохранительных органов, которые «боялись начала войны между Розенталем и Спилотро». ФБР намеренно подогревало эти слухи. Уильям К. Лэмби-младший, председатель Чикагской Комиссии по борьбе с преступностью, получил копии нескольких газетных вырезок о Розентале—Спилотро от источника в правоохранительных структурах Лас-Вегаса, который просил Лэмби распространить истории по Чикаго «исключительно для того, чтобы позлить Джо Аюппу».