Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А мне она ничего не говорила.
– Потому что это я просил ее не говорить. Как она?
– Нет уже Вали…
– Прости, я не знал.
– Чего ж мы здесь стоим?! – спохватилась я, потому что соседка напротив уже выглядывала из-за забора. – Идем в дом!
Я накрыла стол, сбросила старый залатанный халат, надела новенький. Мимоходом взглянула в зеркало. Разница между тем, какой я была когда-то, и какой стала теперь, – как бездонная пропасть. Пустое!.. Я наспех пригладила волосы и уселась за стол с гостем.
Не знаю, почему так вышло, но я рассказала Дмитрию всю свою жизнь. То ли давно у меня не было собеседника, с которым можно поговорить начистоту, то ли Дмитрий был действительно искренен со мной.
– Теперь твоя очередь, – сказала я, закончив свой рассказ. – Как ты жил все эти годы?
– Помнишь наш единственный поцелуй? – вместо ответа спросил Дмитрий.
– Вспомнила баба девичьи посиделки, – усмехнулась я.
– Я всю жизнь помнил твои глаза, – сказал Дмитрий. – А еще – я просто терял рассудок, глядя на твою шелковистую косу. Мне так хотелось прикоснуться к ней, но я не решался. А когда я поцеловал тебя, то прикоснулся к твоим волосам. Всего одно прикосновение, но я полвека мечтал, чтобы оно повторилось. Я долго не мог спать по ночам, потому что постоянно видел, как расплетаю твою косу, словно наяву чувствовал шелк твоих волос под пальцами… Я был одержим тобой даже тогда, когда женился, и порой по ночам называл жену твоим именем.
– Ты женат?
– У меня была хорошая жена: красивая, добрая, мягкая и заботливая. Прекрасная мать нашего сына. Я ни разу ее ничем не обидел, а когда она тяжело заболела, до последнего часа боролся за ее жизнь. Но наша семейная жизнь была обычной, будничной, а я… Я хотел праздника! Праздника вместе с тобой.
Дмитрий умолк, а я не знала, что сказать.
– Вот и вышло, что всю свою жизнь я прожил как во сне. В мечтах и сновидениях, – грустно усмехнулся он.
– Ты ошибаешься, Дмитрий, – сказала я. – Ты не мог любить меня всю жизнь, когда меня не было рядом. Ты любил образ робкой юной студентки, приехавшей из села и имевшей красивую косу. С годами люди меняются не к лучшему, потому что жизнь обращается с ними, как с листьями на ветру. Время покрывает морщинами их лица, кожа стареет, глаза выцветают, волосы редеют, и от толстой шелковистой косы остаются одни воспоминания. Все в человеке меняется к худшему.
– Да, меняется все. Остаются только чувства. С годами я взрослел, и моя любовь к тебе становилась все более зрелой. В моем воображении ты постепенно становилось молодой женщиной, матерью, потом – зрелой, опытной, потом…
– Старой, как сейчас, – печально кивнула я.
– Я всю жизнь работал, копил деньги, – не реагируя на мое замечание, продолжал Дмитрий. – Я построил большой красивый дом, из окон которого открывается живописный вид. И все это ради того, чтобы ты когда-нибудь переступила его порог. Я всегда следил за собой, представляя, что в любую минуту могу случайно тебя встретить. Никогда не выходи из дома небритым, не почистив зубы: а вдруг именно сегодня я увижу тебя в толпе? Всего, чего я достиг в этой жизни, я добился благодаря тебе и только тебе. Любовь поднимала меня, несла, придавала сил. Да что я говорю? – Дмитрий пожал плечами. – Красивые слова, как в мыльной опере… Но поверь: я их выносил в себе, как мать вынашивает ребенка в лоне. Я вращался в таком кругу, где царит жестокость, и только мысли о тебе не позволили мне стать грубым, циничным и алчным. Я хотел быть достойным твоей любви, когда встречу тебя снова.
– Ты добрый и искренний, такой же, как был тогда, – сказала я ему. – Ты заслуживаешь настоящего счастья.
– Без тебя? – он улыбнулся печально и иронично.
– Без меня. Я знала только одного мужчину – Романа. Я отдала ему всю свою любовь, не оставив ничего для себя.
– Марийка, нам осталось не так уж много лет, – торопливо заговорил он, будто опасаясь, что я его не дослушаю. – Надо прожить то время, которое у нас еще есть, не в скорби по умершим, а в покое. Роман умер, его уже не вернуть.
– Знаю. Человек может исчезнуть из жизни, но чувства никуда не исчезают. Их нельзя ни убить, ни вычеркнуть, как вычеркивают лишнюю букву в слове. Ты сам любил, и должен меня понять. Я ничего не смогу тебе дать, потому что моя душа и сейчас не свободна.
– Зато я могу дать тебе почти все, что пожелаешь, Марийка! Тебе не придется ломать голову, купить ли сегодня буханку хлеба или отложить эти деньги для внуков. Я заплачу кредит твоей дочери, и она не будет годами бояться звонков из банка и визитов коллекторов. Ты просто будешь рядом со мной, а я… я буду с тебя пылинки сдувать! – с жаром продолжал он.
– Спасибо тебе за все, – проговорила я. – И прости, что я невольно причинила тебе столько душевных мук. Видит Бог, я этого не хотела.
– Разве ты в чем-нибудь виновата? – сказал он, и я заметила, как мелко дрожат его пальцы.
– Мне очень жаль, – тихо сказала я.
– Я слышу это от тебя уже не впервые, – улыбнулся он.
– Улыбнись еще раз, – попросила я. – У тебя такая же красивая улыбка, как и в юности.
– Улыбнись жизни, и жизнь улыбнется тебе – так, кажется, говорят?
За разговорами я и не заметила, как быстро пролетело время.
– Посиди, мне надо немного повозиться с хозяйством, – попросила я Дмитрия, а сама побежала кормить кур.
Из сарая я слышала, как загудел двигатель машины, а через мгновение все стихло. На кухонном столе Дмитрий оставил записку.
«Напрасными оказались мои надежды, которые я питал целых пятьдесят лет, – писал он. – Скорее всего, вернувшись, я женюсь снова. Человеку моего возраста надо знать, что его ждут дома. Но и тогда я буду возвращаться домой с мыслью, что ждет меня другая, совсем чужая мне женщина. Я мечтал и буду мечтать о том времени, Марийка, когда ты встретишь меня на пороге. Эта мечта почти неосуществима, но чудеса случаются и в этой жизни. И в этот раз я оставляю себе надежду, а тебе – номер моего телефона. Чуть не написал – «твой Дмитрий». Вечно влюбленный, старый-престарый Дмитрий Павлович».
Я дочитала записку и отложила ее в сторону. Я была уверена, что Дмитрий меня поймет, потому что этот крепкий, статный и действительно уже немолодой человек на себе познал, что такое настоящая любовь. А завтра утром я пойду к Роману и все ему расскажу. Между нами никогда не было недомолвок, и теперь не должно их быть…
Уже давно не нахожу себе места от ощущения того, что какое-то дело не сделано. Хожу по дому, по двору, по огороду, заглядываю в каждую щель, но не могу понять, что же я не закончила. Мое время на земле быстро уходит – я это чувствую. Роюсь в памяти, перебирая, будто листая страницы какой-то книги, разные события, но кроме этого слова – «упыри», ничего не держится в голове. Это слово, укоротившее жизнь Романа, сидит в моем сознании, как заноза. От него дико болит голова. Я снова бесцельно слоняюсь из комнаты в комнату. Кажется, все сделано.