Я в замешательстве.

– Подожди, ты хочешь сказать, что она сама подала жалобу на пищевое отравление в своем фургоне? – А… и тут меня осеняет. Это был самый быстрый способ затащить Коннора в ее фургон, изобразив жертву и разыграв карту «все мне завидуют».

– Она так и сделала. Потом призналась в подаче обеих жалоб.

– С чего бы ей признаваться в этом? Она выставила бы себя дурой!

– Потому что у меня были доказательства, ее IP-адрес, а также ошибки в написании нескольких слов были одинаковыми в обоих электронных письмах. Я знаю, в какую игру играет Айне, так что разобраться было нетрудно.

– И что это за игра такая?

Жар приливает к его лицу, и оно становится свекольно-красным. Неужели ему стыдно признаться, что у него есть чувства к такой низкой, лживой змее?

– Я думаю, ты знаешь, Флора.

– Объясни мне по буквам, Коннор, чтобы не было ошибки, хорошо? – Никаких недоразумений в мире Hallmark.

Покачав головой, он издает стон.

– Когда я подошел к ее фургону, чтобы разобраться, она, казалось, совсем не была обеспокоена жалобой. Она приготовила нам напитки, и я понял, что за этим кроется нечто большее…

Мое сердце замирает.

– Я сказал ей, что не могу остаться выпить, что я работаю, но, прежде чем успел уйти, она… поцеловала меня.

Я чувствую, как мое сердце сжимается и умирает маленькой смертью.

– Она поцеловала тебя!

Он закрывает глаза, как будто этим воспоминанием трудно поделиться, и кивает.

– К сожалению, она поцеловала меня. И тогда мне пришлось сделать ей письменное предупреждение, что, как ты можешь себе представить, было неловко для нас обоих. Но целоваться с боссом запрещено. Я уверен, что Айне прекрасный человек, но она не мой человек.

– Подожди. Подожди. – Смех вырывается из меня. Я никогда не была так счастлива, что он так строго придерживается правил! – Ты написал ей предупреждение за то, что она поцеловала тебя? – Мне хочется кричать и танцевать одновременно. Он – предел!

– Да, конечно, Флора. Правила есть правила – не так ли? – В уголках его рта играет усмешка. – Она не может ходить вокруг да около, подавая фальшивые жалобы и пытаясь втянуть в неприятности других Обитателей фургонов, таких как ты. Я терпеть не могу лжецов, Флора. И я не могу допустить, чтобы кто-то вроде Айне застал меня врасплох и целовал, когда с моей стороны не было никаких признаков того, что меня это заинтересует. Это появилось из ниоткуда. Я почти не разговаривал с ней, поэтому до сих пор не понимаю, почему она решила, что это хорошая идея.

– Но и я поцеловала тебя.

– Это другое дело.

– Почему?

– Ты действительно не знаешь, Флора?

– Нет, правда, не знаю.

– …Омела.

Это все?

– Почему ты отшивал меня всю неделю?

Он пожимает плечами.

– Мне трудно заводить друзей, Флора. У меня идет внутренняя борьба по поводу, стоит ли оно того и что будет дальше. Поступаю ли я наилучшим образом для нас, когда знаю, наши пути разойдутся…

– Друзья могут оставаться друзьями, Коннор, даже если они не присутствуют в повседневной жизни друг друга. Ты бы отказался от возможности разделить такие моменты, как этот, из-за того маловероятного случая, что в будущем все может измениться?

Он смотрит в огонь, словно ища там ответы.

– Мне тяжело, вот и все. Я знаю, что это невозможно понять. Но мне легче ни на кого не полагаться, не нуждаться ни в ком.

– Я действительно понимаю, Коннор. На самом деле.

Я могу читать между строк; воздух наэлектризован всем тем, о чем мы не говорим. Он боится раскрыть свое сердце и оставить его открытым для того, чтобы его разбили. Я понимаю это.

– Давай будем разбираться в этом постепенно? – Я говорю это, потому что боюсь признаться в том, что на самом деле чувствую. Обычно все оборачивается против меня, а я этого не хочу.

– Хорошо.

– И последнее, – говорю я. – Итак, Айне намекнула на то, что ты был очень умелым и твои татуировки были на всю длину и…

Он запрокидывает голову и смеется.

– Флора, ты ведь видела меня голым, верно? И я видел тебя обнаженной. Я знаю, что у тебя пирсинг в пупке. – Господи, насколько же близко он был! – В Финляндии все видели всех обнаженными в сауне или во время плавания, так что мои татуировки не совсем секрет.

Эти чертовы сауны! Неужели ни у кого здесь нет ни капли скромности!

– Держу пари. – Я успокоена и, более того, полна надежд. Я собираюсь посмотреть, что будет дальше. – Рождественский пирог? – спрашиваю я, чтобы разрядить его пристальный взгляд. Я чувствую тепло, от которого у меня кружится голова.

– Конечно, – говорит он. – Только если не ты его делала.

Я отрезала два ломтика.

– Проклятье, Коннор. Да будет тебе известно, я очень хороший пекарь. Ладно, все отлично, Туомо приготовил его. Это совершенно безопасно, а пекарь из меня никудышный. Это трагично. Но я довольно хорошо ем.

– У тебя немного… – Кончик его пальца касается уголка моего рта, и по мне проходит ударная волна. Прикосновение этого мужчины буквально электризует. – Крошка, – заканчивает он хриплым голосом.

– О, спасибо.

Мы едим в тишине, рождественский пирог – пьянящая смесь, сдобренная бренди. В сочетании с шампанским этого достаточно, чтобы размыть границы и расслабить меня.

С моего телефона тихо звучат рождественские гимны, но, когда включается «Маленький барабанщик», я тяну удивленного Коннора за руку.

– Давай потанцуем! Это одна из моих самых любимых на все времена!

– Эта песня?

– Она прекрасна, и это всегда заставляет меня чувствовать радость Рождества до глубины души. У меня мурашки бегут по коже.

Коннор заключает меня в объятия, и мурашек становится вдвое больше. Я беру его за руку и обвиваю рукой его талию, и он крепко прижимает меня к себе, пока мы раскачиваемся в такт песне.

Я пою, подпеваю, тронутая словами, как всегда, в то время как Коннор пристально смотрит мне в глаза и колеблется, как будто хочет что-то сказать, но останавливается. Часть меня чувствует то же самое. У меня на кончике языка вертится желание выпалить, что я чувствую, точно так же, как случалось в прошлом, но сейчас все по-другому. Пока это секрет, который я храню внутри себя и наслаждаюсь ощущением тепла, которое он излучает.

Быть так близко кажется естественным, как будто мы всю жизнь медленно танцевали под рождественские гимны, так что я не придаю этому особого значения. Достаточно просто быть здесь с ним.

Когда песня заканчивается, мы садимся на маленький диванчик и переводим дыхание.

– Итак, что ты