Для фрегатов было очень важно уничтожить орудийные батареи пиратов (по мнению Маттеры, Баннистер разместил их на возвышенности в восточной части острова). Уже сама высота этой возвышенности – более ста футов над линией берега – очень сильно затрудняла прицеливание из тяжелых пушек через узкие орудийные люки фрегатов. Зачастую, чтобы иметь возможность вести огонь по цели, расположенной высоко, кораблю приходилось становиться на якорь подальше от нее, а это отрицательно сказывалось на точности стрельбы. Поэтому, с точки зрения Маттеры, высота расположения орудийных батарей Баннистера давала пиратам серьезное преимущество.

Однако, пожалуй, самая серьезная проблема при стрельбе по пиратам из пушек заключалась в килевой и бортовой качке фрегатов. Ведя огонь «с воды», канониры часто были вынуждены дожидаться момента, пока их судно займет положение, подходящее для осуществления выстрела из пушки. Тем самым наводить на цель им приходилось не только пушки, но и – причем даже в большей степени – само судно.

Обе противоборствующие стороны наверняка при большинстве своих выстрелов промахивались. В случае же попаданий наносился очень большой ущерб. «Золотое руно», с которого сняли не меньше половины его пушек (их переместили на остров) и которое, возможно, все еще лежало с большим боковым креном на песке, было скорей всего очень быстро выведено из строя (хотя вполне возможно, что во время боя на нем людей вообще не было). Ряды военных моряков, поражаемых мушкетными пулями и большими щепками, начали редеть. Те, кому пуля или щепка попадала в голову, шею или туловище, зачастую умирали (в лучшем случае немедленно, без долгих мучений). Тех раненых, которые были все еще живы, переносили к корабельному врачу (или цирюльнику), чтобы тот наложил повязки или, если рана была серьезной, произвел ампутацию. Именно в том помещении, в котором находился врач со своей хирургической пилой, решалась дальнейшая судьба тяжелораненых.

В семнадцатом веке моряки, участвовавшие в морских сражениях, вполне могли потерять какую-нибудь из своих конечностей. Военно-морским врачам приходилось сталкиваться со всевозможными серьезными ранениями, и они часто ампутировали морякам изувеченные руки и ноги. Во времена Баннистера для неотложной хирургии использовались сырые и не отличающиеся особой чистотой помещения боевого корабля военно-морского флота. Если кому-то было необходимо расстаться с какой-либо частью своего тела, то делалось это именно там.

Ампутации проводились часто, хотя решиться на ампутацию врачам было не так-то легко. Такая хирургическая операция «не могла быть выполнена без того, чтобы не подвергнуть раненого очень сильной и неописуемой боли», писал Пьер Дионис, выдающийся французский врач того времени и автор учебника по хирургии. Кроме того, у врачей не имелось никаких иллюзий относительно результатов операции: была большая вероятность того, что пациент в результате нее умрет (впрочем, без такой операции он умер бы почти наверняка). Поэтому врачи делали то, что было необходимо сделать.

Быстрота играла решающее значение. Любое промедление повышало риск чрезмерной потери крови, заражения, шока и потери сознания. Оставленные без присмотра беспомощные раненые – и их раны – часто становились объектом внимания корабельных крыс, ищущих, чем бы им поживиться. Кроме того, промедление могло позволить раненому увидеть то, что ждет его на операционном столе, и воображение иногда оказывалось еще более безжалостным, чем медицинская пила. Промедление также лишало врача, пожалуй, самого эффективного медицинского средства – собственного адреналина раненого. Этот гормон в дополнение к обезболивающему эффекту мог придать человеку мужества, а уж в нем-то он в подобной ситуации нуждался, потому что в конце семнадцатого века еще не существовало анестезии. В лучшем случае, человеку могли дать выпить алкоголя, да и то немного, поскольку могло выйти так, что алкоголь не только не успокоит, но и, наоборот, вызовет у раненого сильное волнение.

У корабельных врачей имелось совсем немного времени на то, чтобы объяснить раненому, почему необходимо сделать ампутацию, и им при этом, по-видимому, приходилось быть честными и откровенными. Джон Вудал – англичанин, писавший в начале семнадцатого века книги о хирургии – давал следующую рекомендацию: «Если вам приходится использовать пилу, сначала поставьте раненого в известность о том, что он в результате такой операции может умереть, объясните ему, что жизнь его на волоске, и сделайте так, чтобы данная операция проводилась по его собственной воле и просьбе, а не наоборот».

Раненого приходилось удерживать силой. Для этого врач использовал нескольких помощников – желательно тех, кто посильнее. Уложив раненого на операционный стол (зачастую представлявший собой широкую доску, установленную на двух сундуках и покрытую большим куском холста), помощники занимали свои места и старались встать поустойчивее. Один из них держал раненого за туловище, другие удерживали его целые конечности, и еще один удерживал его поврежденную конечность, которую зачастую располагали на самом краю операционного стола, чтобы хирургу было удобнее делать свою работу.

До сего момента врач старался ни в коем случае не показывать раненому хирургические инструменты: иногда один уже только вид медицинской пилы или кривого ножа мог вызвать у бедняги больше страха, чем сама операция как таковая. Только после того, как раненого крепко схватили помощники врача, тот доставал свои инструменты. Они включали в себя ампутационный нож, медицинскую пилу, хирургические щипцы, иглы, бинт и инструменты для прижигания. Их старались содержать в чистоте (насколько это было возможно в те времена), зачастую применяя для этого смесь уксуса и воды.

Многие хирурги предпочитали отрезать и немного здоровой плоти, чтобы обеспечить гарантированное удаление поврежденной плоти и кости, но при этом стараясь не отрезать от конечности раненого больше, чем это было необходимо. Выбрав надлежащее место, врач стягивал конечность неким подобием кровоостанавливающего жгута (зачастую представлявшим собой полосу материи, вырванную из одежды раненого), а затем становился так, чтобы можно было компенсировать качку корабля. Каждый врач надеялся, что ему удастся провести операцию быстро и эффективно, но ему могло помешать волнение моря.

Врач сначала пускал в ход свой нож, делая круговой надрез до самой кости вокруг всей конечности – так, чтобы затем было удобнее пилить кость. Если имелась такая возможность, он делал это всего лишь двумя движениями – одно сверху, другое снизу. Вся данная процедура, если выполнять ее умело, могла занять одну-две минуты. Тем не менее раненый испытывал при этом мучительную боль. Некоторые из раненых даже теряли сознание.

Заменив нож на пилу, врач приступал к перепиливанию кости. Сделав сначала несколько медленных и осторожных движений, чтобы зубья пилы проделали для себя борозду в каком-то одном месте, он затем переходил к длинным и сильным движениям, стараясь как можно быстрее и аккуратнее перепилить кость. Почти перепилив ее, он снова начинал двигать пилой медленно и осторожно, чтобы кость не треснула и не образовалось острых выступов.

Когда ампутируемая конечность наконец-таки была отделена, врач или его помощник бросал ее в стоящее рядом ведро с водой или опилками, в которой, возможно, к тому моменту уже лежали ампутированные конечности других раненых. Содержимое этого ведра впоследствии выкидывалось за борт, где его скорей всего съедали акулы.