Он протянул Ольге открытую ладонь. Поперек нее действительнотянулся тоненький белый шрам. Ольга взяла его руку, провела пальцами по ладони.Сидеть бы так до скончания века…

Но Барышев уже вскочил, ухватил Ольгу за руку покрепче иповел к выходу:

– Идемте, машина ждет. Хочу вас кое с кем познакомить. Невозражаете?

Конечно, она не возражала.

…Дом, стоявший среди сосен, выглядел неожиданнопо-европейски. Будто они не в Сибири, а в какой-нибудь Швеции… Или Дании…

– Выходите, приехали!

– Кто здесь живет?

– Мой отец. Выходите, выходите, не бойтесь.

Как отец? Почему… отец?

– Он сюда переехал после того, как мама умерла, – объяснилБарышев. – Кафедрой заведует в медицинском институте. Ему трудно былопривыкнуть к тому, что мамы нет. Нам всем трудно было привыкнуть, а емуособенно. Он ее слишком сильно любил. Так тоже бывает. Я… Я, видите ли, здесь икомбинат затеял, чтобы приезжать почаще, понимаешь?.. Понимаете?

На крыльцо вышел отец Барышева – высокий, моложавый:

– Приехал! Наконец-то! Я рад. Да еще с барышней! Барышня,здравствуйте!

Обнял Сергея, поцеловал Ольге руку.

– Пап! Ты ее не пугай так сразу. Ольга, это ЛеонидСергеевич, мой отец. Пап, это Ольга, моя… наш партнер.

Барышев-старший улыбнулся, кивнул:

– Партнер ничего, подходящий. Ну, проходите, проходите,ребята!

…Камин почти прогорел. Ольга подбросила пару поленьев, сновасела в кресло.

Гостиная выходила широкими окнами на сосновый лес. По стенамтянулись застекленные книжные шкафы, над камином – портрет Пирогова, семейныефотографии в рамках – старые, пожелтевшие дагерротипы, отретушированныечерно-белые снимки начала века, цветные любительские карточки – судя по всему,шестидесятых-семидесятых годов… Большой акварельный портрет очень красивойженщины. Наверное, мама Сергея…

Хлопнула дверь, вошел Сергей. В одной руке – чайник, вдругой – тарелка с зеленью. Без пиджака, в рубашке с закатанными рукавами онвыглядел лет на десять моложе и очень по-домашнему.

– Помоги мне, пожалуйста.

Ольга подхватила чайник, поставила на стол.

– В ящике скатерть. Книги переложи куда-нибудь, пожалуйста…

Ольга проворно переложила книги на этажерку, застелила столхрусткой крахмальной скатертью. С этим, домашним Барышевым она как-то легкососкакивала на «ты»:

– Может, тебе помочь?

– Ты и так помогаешь, спасибо.

– Я имею в виду – на кухне?

Сергей изобразил театрального злодея:

– Ни за что. Отец не разрешит, да и я не разрешаю. Вообще ятиран и сатрап.

– Сатрап?! – Ольге давно не было так весело. Кто бы могподумать! Весело – с Барышевым. С ума сойдешь!

– Ну да, сатрап. У меня должность такая.

Сергей накрывал на стол, расставлял бокалы, тарелки. В этомему помогать тоже не разрешалось, так что Ольге оставалось только слоняться покомнате, время от времени ворошить кочергой угли в камине да рассматриватьфотографии.

– А это кто? Мама?

– Мама.

– Очень красивая. А это?

– Это дед с бабушкой, – объяснил Сергей – На Капри. А тутотец лекцию читает. А вот я.

На фотографии тощий вихрастый мальчишка мчался по проселкуна велосипеде.

– Маленький совсем…

– Это такой закон жизни, – сообщил Сергей с самым серьезнымвидом. – Я знаю точно, хоть и не врач. Сначала все маленькие. Потом вырастают истановятся большими.

На пороге появился Барышев-старший с большим «кузнецовским»блюдом в руках.

– Сережа! Поставь куда-нибудь, и все за стол! Какой такойзакон, ты говоришь? Я прослушал?..

Барышев-младший рассмеялся:

– Между прочим, подслушивать вообще нехорошо, пап! Вдруг ятут девушке в любви объясняюсь?

– Дождешься от тебя! Пойди там посмотри, я пирог поставил,как бы не сгорел.

– Пиро-ог?.. Изыски какие!.. С чем пирог-то?

– С мясом, – деловито сообщил Барышев-старший. – Иди-иди, ато одни угли от пирога останутся!

Ольга снова сунулась было помогать, но Барышев-старшийзамахал на нее руками:

– Ни-ни! Сережка не разрешит, и я не разрешаю! Я тиран исатрап.

Ольга рассмеялась:

– И вы тоже?!

– А кто еще?..

– Сергей Леонидович…

– Леонидович!.. Куда ему до меня! Молод еще!

…Обедали долго, обстоятельно, со вкусом. Закуски, суп вфарфоровой супнице, горячее, рыбка, пирог. Барышев-старший ухаживал за Ольгой,подливал вино, все порывался пирога подложить.

– Ольга? Еще кусочек?

– Леонид Сергеевич! Пирог у вас исключительный… Но я большепросто не в состоянии съесть!

– Ну, тогда немного зелени! Сережа, пойди, пожалуйста, кофепоставь!

Сережа ушел ставить кофе.

Академик смотрел, как Ольга ест, склонив голову набок, стаким выражением лица, будто слушал через фонендоскоп тоны сердца или пульспациенту считал. Посмотрел, кивнул:

– Значит, это вы.

Ольга оторвалась от тарелки, подняла глаза:

– Я?

– Да вы не переживайте, Оля, – успокоил ее Барышев-старший.– Медики – люди до ужаса бесцеремонные. Стало быть, вы москвичка и с ним вместеработаете? С Леонидовичем?

Ольга вся внутренне сжалась, но все же ответила:

– Не совсем так. В Москву я переехала недавно, а работаю нес ним, а на него.

– Скажите пожалуйста! – Барышев-старший поцокал языком,покачал головой. – Все на него работают! Капиталист какой выискался!

И весело гаркнул в открытую дверь:

– Лучше б ты врачом был, слышишь, капиталист?!

Сергей появился в дверном проеме с полотенцем в руках:

– Между прочим, врач я был бы посредственный. А капиталистиз меня получился – первый сорт. Хороший капиталист, пап!