А во-вторых, делать человечка из картошки и спичек имеет смысл ради придумывания для него истории – кто он такой? Откуда пришел, что с ним случилось? О чем с ним можно поговорить?

И вот это уже высшая октава творчества – когда кроме объекта мы своими руками творим новую реальность. Высшая октава того самого лучшего, которое может случиться с человеком на этой земле.

Но можно, конечно, все испортить – побежав с этим, будем честны, угребищем к взрослым за похвалой. И, возможно, ее получить, а возможно, услышать: это что за ужас? Ты зачем картошку упер?

Но ведь у ребенка в четыре года совершенно точно нет той мотивации, которая дает радость творчества как таковую.

Есть.

Ты чего.

Еще как есть.

В этом возрасте (и раньше, и у некоторых позже) это одна из главных движущих сил вообще – весь мир вокруг себя перепридумать и населить чудовищами, и с каждым чудовищем лично поговорить.

Нам бы всем сейчас столько этой мотивации, сколько было тогда.

Так. Давай тогда сразу рассматривать двух детей. Того, который мотивирован родительской похвалой, и того, кого мотивирует творчество как таковое. При каких обстоятельствах возникает та и другая ситуация – вот это точно обсуждать мы не будем. Но вот есть два ребенка. И один уже пошел в дебри оценки, а второй – творит, пока не устанет. Вообще, если совсем честно, я думаю, что в каждом из нас живут оба этих ребенка.

Ну так конечно да.

В данном случае речь вообще не о детях, а о способах поведения.

И один как раз нацелен на выживание, а второй – на творчество.

Да, именно так. Каждый из нас в своей жизни опробовал оба способа, и не по разу!

Слушай, вот тогда получается действительно красиво.

Безупречность лишена страха, потому что ей нет дела до выживания, а страх и выживание спаяны сильнее, чем… не знаю, чем что, спаяны сильнее всего на свете.

Именно об этом весь мой спич и был!

Мне как раз хотелось подвести к тому, что звериную часть, занятую выживанием, в творчество допускать нельзя.

Возвращаясь к ребенку с картофельным человечком, которого мы выдумали для поучительного примера, не могу не заметить, что обычно «хорошим» родительским поведением считается деточку похвалить, а «плохим» – обругать за испорченную картошку и недостаточную близость созданного деточкой произведения к эстетике прерафаэлитов. Так вот, на самом деле оба варианта поведения одинаково плохи. Хороший вариант – спросить деточку, как этого картофельного человека зовут, откуда он пришел и будет ли с нами ужинать. То есть поощрить творчество творческим же процессом. Вне зависимости, идет ли речь о настоящем ребенке с картошкой или о нашем внутреннем художнике, пришедшем к нашему же внутреннему критику. Не хвалить, не ругать, а раздувать огонь.

И если мы говорим о безупречности художника – она в первую очередь в том, чтобы поддерживать этот огонь. Всеми доступными средствами. И редактирование должно быть частью этого процесса по поддержанию творческого огня.

Вот так редактировать можно. Скажу больше, нужно редактировать так.

Вот почему – возвращаясь к обсуждаемой книжке – мне бесконечно симпатичны ребята, редактировавшие Книгу Несовершенных Преступлений. Они наводили пущую красоту ради самой красоты. Им не надо было нести книжку в издательство. Строго говоря, они вообще никому ее не могли показать. Но все равно хотелось сделать ее идеальной, вычеркнув банальные сюжеты. Ради самой книжки, ну и конечно ради процесса, который их весьма развлекал.

Забавно, кстати, что эти ребята действительно отнеслись к инструменту, весьма рабочему, как к литературе. Голод, судя по всему, не тетка.

Ну вот не повезло родиться с душами беллетристов в месте, где худлита нет!

А казалось бы, магический мир, живи да радуйся.

И все равно прорвалось!

Ну да, настоящий художник всегда найдет способ. В случае чего, будет просто строить замки из песка и населять их дохлыми крабами. И все равно расскажет свою историю, хоть ты что.

Интересно, можно ли эту историю, насколько я понимаю, случившуюся сразу после эпидемии анавуайны, считать началом ухода страха из Мира. Потому что ребята действовали совершенно бесстрашно.

Я думаю, все понемножку шло.

В первые же годы Кодекса страх начал уходить, просто постепенно и незаметно.

Ребята же как-то выросли сначала – в каких-то определенных условиях, в каких-то семьях.

Нужны были особые условия, чтобы сформировать кучу такого народу.

Там же есть еще, условно, похожие люди – не в этой конкретной книжке, а во всем цикле. Те же Нумминорих и его жена примерно такие же.

Кстати. Вот сейчас я подумал, что творчества – всякого, и такого, и эдакого, – в хрониках становится заметно больше, а в сновидениях – так и вовсе потоком.

Пока боишься – не очень-то до творчества.

Ну, с отменой большинства запретов на магию с творчеством точно стало получше – просто по техническим причинам. Тот же Малдо ничего бы не сделал при старых порядках. Тот же Маленький Оркестр наверняка поехал бы выступать по провинциям, чтобы не вышло чего.

Но так по упоминаниям мельком видно, что у них там с поэзией все более чем хорошо. И с оперой – мало ли, что Максу не нравится, у него просто оперной культуры нет.

Поэты – самые бесстрашные существа на свете.

Это да.

Мне вообще кажется (романтическая версия), что поэты – настоящие проводники между состояниями сознания, включая посмертные. То есть я правда не удивлюсь, если кому-нибудь (и даже многим) очень помогли с хорошим перерождением крутящиеся в голове стихи.

Так вот, возвращаясь после того, как мы все это сказали, к вопросу, где остановиться. Ответ – не останавливаться.

Да. Не останавливаться никогда.

От себя же о безупречности хочу добавить вот что.

Предлагаю вам сыграть в одну игру.

Что если попробовать применять этот термин не к результату? Несмотря на то, что именно это распространено повсеместно.

«Безупречный» – это что-то конечное, что-то, что состоялось, некая вещь, некое событие. Но ведь безупречных вещей не бывает, а необходимость сделать безупречной именно вещь убивает как раз то самое право на ошибку, о котором говорилось выше.

Собственно, что такое право на ошибку – это право на обучение. Если условием создания чего бы то ни было является отсутствие ошибок, бесполезно пробовать, раздумывать над вариациями, бесполезно делать черновики и эскизы. По сути, это прямой путь к бесконечному стрессу либо полной остановке. Того, кому запрещено ошибаться, будет преследовать страх, и вреднее этого мало что можно придумать. Не говоря уже о такой вещи, как субъективность. Всякая вещь существует в контексте, и достаточно перестать его учитывать (прежде всего для себя), чтобы обесценить все, что угодно.