Но, как бы то ни было — а почти час рота потеряла только в городе. А на войне многое значат и несколько секунд…

Впрочем, выехав, наконец, за город, рота почти не приблизилась к своей цели — дыбом встала уже проселочная дорога. А в довершении всего из придорожных кустов ударили ещё и пулеметы…

Оставшиеся в живых солдаты, подчиняясь приказанию одного из взводных (принявшего командование после гибели командира роты), отступили на окраину города. Лезть в лес наобум было слишком рискованно. Очевидно, что противник предусмотрел и такой вариант. Требовалось оценить обстановку, подтянуть дополнительные силы и перевязать раненых, которых оказалось неожиданно много. Разумеется, и речи не могло быть о том, чтобы бросить своих товарищей на объекте «Тишина» — такого приказа не отдал бы ни один здравомыслящий офицер. Но и посылать солдат на неразведанные (к тому же, совершенно очевидно — управляемые) минные поля и заблаговременно подготовленные пулеметные засады… за это тоже пришлось бы отвечать — и очень серьезно. А для движения просто по лесу уцелевшего личного состава роты явно было недостаточно.

— Ганс…

— Да?

— Смотри… — оберштурмфюрер протянул вперед руку. — Видишь?

— Нет… что там такое?

— Мне показалось… или нет? По-моему, кто-то ползет со стороны бывшего парка.

— От бункера?

— Он левее… хотя… Очень может быть, что и оттуда…

— Позвать Штольца? Он хороший стрелок и сможет достать этого ползуна, даже не высовываясь наружу.

— Пожалуй… Меткий стрелок тут точно не помешает.

— Я скоро вернусь!

Заместитель оберштурмфюрера вернулся даже гораздо быстрее. Вместе с ним, прячась за толстой стеной, прокрался к окну худощавый эсэсовец с карабином в руках.

— Оберштурмфюрер?

— Смотри туда — кто-то пробирается за штабелем бревен! Отсюда я не могу его разглядеть толком, то рука мелькнет, то ещё что-то… приглядись!

Откуда-то со стороны ворот сухо треснуло несколько выстрелов — взметнулись щепки, отлетевшие от бревен.

— Макс, русские по нему стреляют!

— И что? Это может быть уловкой…

Ползущий человек неожиданно резким прыжком проскочил открытое пространство и ничком рухнул под прикрытие следующего штабеля. Мелькнули в воздухе распущенные волосы…

Злобно каркнул пулемет, и вокруг штабеля заплясали фонтанчики земли.

— Это женщина, оберштурмфюрер! — оторвался на мгновение от прицела стрелок. — На ней белый халат, грязный и порванный.

— Оружие?

— Я не видел…

— Кто-то из медсестер? — повернулся старший эсэсовец к своему заместителю. — Ганс, они все на месте?

— На месте — только бабы профессора. А его «медсестры» попрятались кто куда. Двоих я видел — полезли в подвал, видать, уписались со страху. Одна ухаживает за ранеными — эта, надо полагать, из настоящих.

— Значит, может быть, что это кто-то из них… Почему она ползет сюда?

— Не за забор же — там мины! А вокруг здания — русские, что немногим лучше.

— В таком случае, ей можно только посочувствовать…

— А если её послал профессор? Она же ползет со стороны бункера!

— Черт… может быть, что и так…

Впрочем, долго размышлять им не пришлось. Под прикрытием пулеметного огня, к штабелю бросились люди в маскхалатах.

— Огонь!

Затрещали выстрелы со стороны дома, бегущие моментально нырнули вниз и попрятались кто где сумел. А секундой позже по зданию врезали изо всех стволов. Эсэсовцы в долгу не остались и ответили.

Стреляя из автомата, Мориц, однако, не выпускал из виду тот самый штабель. Прятавшаяся под ним женщина, по-видимому, была ещё жива — он пару раз заметил, как там что-то двигалось. Вот, вынырнув буквально из-под земли, туда скакнула темно-зеленая пятнистая фигура… и почти тотчас появилась снова — на этот раз гораздо медленнее. Оберштурмфюрер не успел выстрелить, человек грузно рухнул в густую траву, но Мориц успел заметить, что его грудь и горло были покрыты какими-то темными пятнами. Кровь?

До штабеля от ворот — двадцать метров. Ворота во внутреннем заборе распахнуты, и ничто не мешает пробежать к дому — до него всего пятнадцать метров. Со своей позиции — со второго этажа, эсэсовец видел, что препятствий никаких нет. Если не считать таковыми русских, простреливавших все подходы к дверям.

— Ганс! Собери охапку шинелей! В казарме есть керосиновые лампы — полей шинели керосином!

— Хочешь устроить дымзавесу?

— Хоть что-нибудь!

— В столовой есть масло!

— Давай!

Снова кончились патроны.

Уступив свое место Штольцу, Мориц принялся лихорадочно перезаряжать оружие. Черт, ещё парочка таких атак…

Топот ног — по коридору вприпрыжку неслись несколько человек, тащившие охапки шинелей. Сбросив их на пол, около окна, они привалились к стене, переводя дух. А вот и Ганс!

Пригибаясь к полу, он тащил тяжелый бидон.

— Керосина нет — все лампы побило! А вот масла — этого хватает…

— Ты чего скривился?!

— Рикошет… плечо ободрало.

Отобрав у заместителя бидон, оберштурмфюрер принялся щедро поливать маслом шинельное сукно.

— Всё! — отбросил он в сторону опустевший бидон. — Поджигайте! И бросайте их во двор!

Когда из окна шлепнулась первая дымящаяся шинель, русские даже на какой-то момент перестали стрелять. Видимо, соображали, что к чему.

Слава всевышнему, догадалась и женщина, прятавшаяся под штабелем. Так и не сняв своего белого халата (интересно, что у неё под ним? — успел ещё подумать Мориц), она поползла к дому. Не слишком успешно и умело, но хоть так…

Дым от горящего сукна сносило как раз в её сторону, он вился и метался перед домом, затекал в окна, и от этого першило в горле.

Снова ожил пулемет у ворот, короткими очередями прощупывая задымленную полосу перед домом — русские чего-то опасались. Улучив момент, Штольц вскинул к плечу винтовку — треснул выстрел.

— Ну как? — спросил его оберштурмфюрер, пережидая в простенке очередной шквал выстрелов со стороны противника. — Ты в него попал?

— Ранил, скорее всего — он за плечо схватился…

— Молодец! Это был опытный пулеметчик!

Похлопав стрелка по плечу, Мориц сбежал вниз — к двери. Если его расчеты верны, то ползущая женщина где-то близко.

И точно!

В дыму раздался кашель.

Она совсем рядом!

Разбрасывая гусеницами песок танк вывернулся из-за поворота и, на секунду притормозив, выстрелил.