Элода сбросила тунику и длинную юбку. Обнаженная, она была округла и словно налита соком, именно такой Грас и ожидал ее увидеть. Он нагнулся и прильнул к ее груди. Она пробормотала что-то без слов. Он выбрался из одежды так быстро, как только смог.

Они легли, и Элода раздвинула ноги. Когда он погладил ее, то обнаружил, что женщина готова. Грас лег на нее сверху.

– О, – мягко сказала она, когда он оказался там, где хотел. Ее бедра сжали его бока, руки крепко обхватили его тело. Их рты слились в поцелуе.

Это казалось больше похожим на неистовство, чем на занятие любовью, которым в последнее время удовлетворялся Грас. Элода выла, словно кошка. Ее ногти царапали его спину. Женщина металась и билась под ним. Он продолжал ритмично двигаться, пока удовольствие почти не ослепило его.

Когда Грас пришел в себя, он почувствовал привкус крови у себя во рту наравне со вкусом вина, которое они оба пили. Элода смотрела на него из-под полуприкрытых век.

– Так приятно познакомиться с тобой, ваше величество, – промурлыкала она.

Он засмеялся и сполз с нее. На ее лице на какой-то короткий миг промелькнуло сожаление. Грас, кстати, тоже испытывал сожаление – был бы он лет на двадцать моложе, тогда они могли бы начать все сначала прямо сейчас.

Он поцеловал гладкую, белую кожу на ее плече, и женщина захихикала. Грас сказал:

– Ты можешь принести мне вина – или что-нибудь еще – в любое время, когда захочешь.

Элода улыбнулась. Но потом ее лицо помрачнело. Она сказала:

– Завтра или на днях ты уедешь, не так ли?

– Я не могу здесь остаться, – ответил Грас самым нежным тоном, на какой оказался способен. – Ты знаешь это, дорогая. Я должен преследовать ментеше.

Женщина кивнула:

– О да. Только боги знают, что они могли бы сделать, если бы твои солдаты не прогнали их из этого места. Я другое имела в виду. Не мог бы ты взять меня с собой? Я не буду доставлять хлопот, а если начну, ты мог бы просто оставить меня где-нибудь. Я не боюсь этого. А пока... – Она изогнулась, показывая, чем они могли бы заняться пока.

Грас уже открыл рот, чтобы сказать «нет». Потом он заколебался. А любой, кто колеблется, уже проиграл. Стараясь не признать это даже перед собой, он предупредил Элоду:

– Ты знаешь, у меня есть королева. Ты не сможешь вернуться со мной в столицу.

– Да, конечно, я это знаю, – нетерпеливо заявила Элода. – Я не так глупа. И ради богов, ваше величество, я не стремлюсь к тому, чего не могу получить, разве что к этому... – Она обняла его, затем вздохнула. – Прошло много времени с тех пор, как умер мой муж. Я почти забыла, как все бывает.

– Это ты сейчас говоришь. – Грас покачал головой. – Некоторые люди говорят подобные вещи, а потом забывают свои слова. Я не стал бы счастлив – и ты тоже, – если бы такое произошло.

– Ты заключил сделку, – сразу сказала Элода. – Значит ли это, что все остальное – тоже сделка? – Прежде чем он ответил, она продолжала: – Я сделаю все от меня зависящее. – Она снова захихикала. – И я сделаю все от тебя зависящее. Это часть сделки, не так ли?

– Надеюсь, – ответил Грас. – Я просто думал, что я уже не так молод, – но да, я буду надеяться.

Город Аворнис с трудом выдерживал летнюю жару. Люди, которые раньше жили на юге, говорили, что бывает гораздо жарче, но верилось в такое с трудом. Растения начали сохнуть и желтеть. Насекомые – особенно мухи – размножались в совершенно неимоверных количествах. В самых неожиданных местах, казалось бы из ниоткуда, появлялись маленькие ящерицы; они поедали летучих тварей, тем самым несколько облегчая ситуацию, которая иначе была бы просто безвыходной.

Король Ланиус и все остальные во дворце как могли справлялись с жарой. Он, например, раздевался донага и погружался в реку. Это приносило облегчение, но ненадолго: как бы сильно ему ни хотелось, он не мог все время оставаться в воде.

Архипастырь Ансер и принц Орталис то и дело отправлялись на охоту и проводили за городом по нескольку дней подряд. Ансер пытался уговорить Ланиуса поехать с ними, но безуспешно. Да, в лесу, возможно, было прохладнее, чем в городе, но насекомые! Скорее всего, там их было еще больше. Делая такой неутешительный вывод, Ланиус оставался во дворце.

Что касается обезьян, то им жара нравилась. Даже их усы, казалось, топорщились сильнее, чем раньше. Они ели лучше, чем когда-нибудь, и носились по ветвям и палкам в своей комнате с удвоенной или утроенной энергией. Наверное, они предпочли бы, чтобы жара оставалась вечно.

Другое дело котозьяны. Черногорский купец, который привез во дворец первую пару, рассказывал Ланиусу, что они обитали на островах в Северном море – то есть, как полагал король, в более прохладном климате, чем в Аворнисе. Они поникли на жаре, как цветы. Ланиус постоянно проверял, хватает ли им воды и меняется ли она так часто, чтобы все время оставаться свежей. Других способов, как им помочь справиться с полусонным состоянием, в которое они впали, он не знал.

Одно только могло вывести их из летаргии: если ящерица по глупости забиралась в их комнату, они носились за ней с резвостью, которую Ланиус едва ли когда-либо у них наблюдал. Они получали такое же удовольствие от охоты на ящериц, какое Ансер получал от охоты на оленей (Ланиус решительно отказывался думать о том, какого рода волнение получает от охоты на оленей Орталис). И так же, как Ансер, они жадно поглощали добычу в конце успешной охоты.

Ланиус вдруг представил себе архипастыря в полном церковном облачении, с хвостом все еще извивающейся ящерицы, торчащим из уголка его рта. Он так громко расхохотался, что напугал котозьянов, а слуги в коридоре стали стучать в дверь и спрашивать, что случилось.

– Все в порядке, – отозвался он, чувствуя себя маленьким мальчиком, на которого родители насели с вопросом: чем это таким нехорошим он занимается.

– Тогда что это за шум, ваше величество? – Голос за дверью звучал подозрительно.

Интересно, кто это там в коридоре, уж не Бубулкус ли? Ланиус подумал об этом, но не был уверен. Тем не менее ему пришлось повторить:

– Все в порядке.

Не станет же он рассказывать об архипастыре! Он не ожидал, что слуги найдут этот богохульный образ смешным. Он и сам был слегка шокирован тем, что находит его смешным, но он так думал и ничего с этим поделать не мог.

– Вы уверены, ваше величество? – с сомнением спросил слуга.

– Уверен вполне, – ответил Ланиус. – Один из котозьянов сделал смешную рожицу, и я засмеялся, вот и все.

Не вполне то, что случилось, но довольно близко к истине.

– Х-м-м, – раздалось из коридора.

Наверняка это был Бубулкус! Но кто бы там ни был, он ушел, и король с облегчением прислушивался к удалявшимся шагам.

Когда Ланиус вышел из комнаты котозьянов, никто не задавал ему больше никаких вопросов. Это его очень устраивало.