– И глаза свои в потемках на сучках оставим, – нерадостно буркнул Ххот.

– В книгах написано, что омры в темноте видят, будто кошки…

– Так оно и есть.

– Значит, будешь вести нас ночью. Не сможешь ты – поведу я или Тибби.

– С крысой понятно – в своих вонючих норах они все прекрасно видят. А ты-то здесь при чем?

– Я тоже неплохо вижу в темноте – с дороги не собьюсь и глаза ваши сберегу. Мы так и будем тут болтать? Я понимаю: все устали и хотят отдохнуть. Нельзя – надо потерпеть: спасение в скорости. Давайте вперед – у нас не так много времени, чтобы тратить его на болтовню.

* * *

Мелкогорье Венны имеет одну особенность: при внешней одинаковости здешних холмов, равномерно рассыпанных по всему краю, местность постепенно повышается к северу. Чем дальше, тем этот подъем становится заметнее – меняется климат и растительность, скудеет и без того небогатая почва, ее шкуру все чаще прорывают скальные останцы. Исчезают озера, болота и ленивые речушки – им на смену приходят многочисленные горные ручьи.

Лес никуда не исчезает – просто начинает жаться к долинкам и распадкам, его состав изменяется: сосны встречаются реже, зато появляются лиственницы и кедры, а ели становятся неохватными. Знаменитые ели Венны – уникальная по качеству древесина. Мечта корабелов и мебельщиков – нигде больше таких елей нет. Лиственные деревья встречаются не везде, и нет в них былого разнообразия: осинники на влажных местах, редкие березняки и гигантская ольха. Ни буков, ни каштанов здесь уже не встретишь – слишком холодно для них. Лес становится мрачным: густым, темным, обросшим бородатым мхом и северным виноградом и лианами – северная природа сохранила здесь эту экзотическую память об относительно недавнем тропическом прошлом. Подлесок местами отсутствует вовсе, а местами все сплошь порастает карликовой березкой, малиной, папоротником и сочным исполинским хвощом.

В таких дебрях мысли становятся столь же мрачными, как и растительность. Путники устали после долгого и трудного перехода, обстановка тоже давила – им было не до разговоров. Всем, кроме Ххота…

– Слышишь, пацан, ты вот сильно умный? Посмотри тогда по сторонам: деревья здесь одно толще другого. По молодости я на лесоповале подрабатывал, так мы такого богатства не видели – разную ерунду рубили. Знаешь, сколько стоит такая вот лиственница? Не знаешь… Я тоже не знаю, но даже та, что в два раза тоньше, шла по цене в три раза дороже кедра, что в два обхвата. Ее на юге покупают вообще вдесятеро дороже, только попробуй туда довезти… Контрабандисты это дело к рукам давно прибрали – война ведь не дает легально торговлей заниматься. А южане из нашей лиственницы сваи для своих построек разных делают – лиственница в земле не загнивает. Чем дольше в сырости лежит, тем крепче становится. Вот и скажи: почему мы ни одного пня за все время не встретили? Из-за того, что Тропа? Так я своими руками на Тропе лес валил под присмотром жрецов – дорогу им расчищали.

– Ты сам ответил на свой вопрос – это была санитарная вырубка.

– Эй! А что здесь мешает такую вырубку делать? И польза, и выгода, а то я скоро последние ноги поломаю по такой чаще шагать.

– Ты, думаю, гораздо южнее лес валил. Там даже после прекращения паломничества жрецы старались порядок поддерживать. А здесь с этим гораздо хуже – забросили в первую очередь. А кто, кроме жрецов, сможет организовать работы в такой глуши? Дороги держать, поселки, заломы на реках разбирать, чтобы плоты проводить не мешали. Кому это по силам, кроме них? Аристократам? Одиночка-дворянин не потянет таких масштабов – он лучше будет с земли своей жить, чем лесом заниматься. Не дворянское это дело. Короне? Императору достаточно железной, соляной и медной монополий и налогов – денег там идет столько, что на лесе и сотую долю не выгадаешь против них. Вот и остаются жрецы – их много, они едины. Только у них на первом месте духовное, а не материальное: если есть возможность их объединить, они объединяются, а нет… Тропа жрецам больше не нужна, держать ее ради добычи леса нет смысла – лес для них всего лишь источник побочного дохода. Паломники давали больше – они ушли, и жрецы ушли тоже. Ххот, здесь ведь очень мало людей живет. Самый безлюдный край в мире, наверное. И чем дальше на север, тем меньше людей. Присматривать за брошенной Тропой просто некому, а брошенная Тропа – это не самое приятное и безопасное место: люди его сторонятся. Потому и не видим мы следов человека, и леса никто не трогает. Не потому что крестьянам в хозяйстве такие огромные ели не нужны, – просто некому. Если дальше на север пойти, лесов становится все меньше и меньше, а скал больше. Перед Северным океаном начинается Великий спуск с межевыми камнями – туда вообще никто не забредает, кроме редких золотоискателей. Ну еще зимой охотники могут за пушниной приходить, но мало таких отшельников. Добывать золото и самоцветы жрецы там запретили и охотиться тоже. Присмотра сейчас, конечно, нет, но сила запрета еще работает. Да и не забывай про главное – некому там бродить. Говорю же: людей здесь очень мало.

– На Спуске я побывал – молодым меня туда гоняли, на забаву с межевым камнем. Даже Сумерки видел… только очень издалека. А насчет следов ты не все рассказал: здесь не только люди не бродят – звериных копыт и лап тоже почти не видать. Сразу видно – и впрямь место нечистое, раз все живое сторонится. Ох и завел ты нас… Слушай, насчет золотоискателей. Раз они, не боясь запрета и опасностей, сюда забираются, и даже дальше, то, значит, есть за чем ходить? Не впустую же?

– Наксус богат золотом и самоцветами.

– Удивил! Да все земные богатства боги спрятали на севере – это каждый дурак знает. Ни на одном из островов Коалиции нет ни одного железного рудника – все руды у нас.

– Не все, но ты почти прав: основные месторождения у нас. И металл наш лучше, добывать его гораздо легче, чем у них.

– Ты про рудники Скрандии? Ослиное дерьмо в тех рудниках, а не железо, – хрупкое, ржавеет на глазах, на морозе им вообще работать нельзя. Все, что есть у них хорошего и нового, это привезенное с чумных копей Аниболиса или от контрабандистов. И еще старые перековки – до Энжера мы их сами металлом снабжали и даже не сильно обманывали при этом. А вот про золото у них я вообще не слышал – золото есть только у нас. У них даже паршивого нет.

– Верно, золото добывают только на севере. Главные деньги в мире были раньше из золота. Ты думаешь, какая победа Энжера из его первых побед была самая великая?

– Известно какая – после того как он создал Коалицию и перерезал всех наместников наших на своих островах, император послал войско. За неделю тогда произошло несколько битв, но по сути – это одно сражение. Названия нет – у каждой битвы там свое название.

– Неверно.

– Ну а какая тогда?

– У его главной битвы действительно нет названия. Он победил, когда отменил хождение золотых денег, заменив их серебром, бронзой и бумагой. И проделал это так ловко, что цена на золото упала в несколько раз за считаные дни. Имперские монеты потеряли свою цену. Я до сих пор не понимаю, как ему это удалось: тысячелетнюю общую тягу к драгоценному металлу сумел подавить своей волей.