— Я отправил приглашение, Ренат. Вернее, не я, моя жена, Юле.

— Да, она получила. Спасибо! — откланялся он, больше не добавив ни слова.

— Мам, — обнял я свою старушку. — Спасибо!

— Да о чём ты, сынок. Рада, что помогла.

— Ага, и оставила меня без дачи, — позвучал над ухом голос отца, держащего на руках Матрёшку.

— Вы тут все что ли собрались? — выглянул я. — Любовь Дмитриевна, это вы их тут всех прятали?

— Не я, не я, Павел Викторович, — улыбнулась она, — они сами.

— А где моя жена? — забрал я у отца Матрёшку.

— Я думаю, жена тебе всё сама расскажет, — улыбнулась мама. Обняла папу. Он обнял её. И они пошли.

И я подумал, что, наверное, она всё же была права, когда берегла то, что им досталось. Вопреки всему. И я тоже однажды, сорок, а может и пятьдесят лет спустя, хотел бы обнять свою жену и почувствовать это — мы рядом, и мы всё ещё вместе.

— Мама поехала в а-и-ра-порт, — произнесла по складам трудное слово Матрёшка.

— Куда?! В аэропорт? — удивился я.

— Поедем к ней! — не спросила, потянула меня дочь.

— Заканчивается посадка на рейс… — оглушал голос диктора, делая очередное объявление.

— Чёрт, да где же её искать? — метался по залу я. — Маш, а ты случайно не слышала…

— Слышала, — заявила она уверенно и кивнула. — Нам же тётя сказала.

— Что сказала? — не понял я.

— Заканчивается посадка на Ма-ка-ть-ка… лу-у-у — вытянула она губы трубочкой.

— На Махачкалу? Ты уверена? — подбежал я к табло, и пока она отвечала, уже нашёл выход. Да мог бы его и не искать. Все шли в один — через таможенный контроль, и только я, избалованный частными самолётами, всё время об этом забывал.

Я едва успел затормозить, увидев Эльвиру с Юлькой.

Они только что обнялись. Юлька, махнув рукой, встала в короткую очередь. Протянула свой билет, паспорт.

— Сбежала? — осторожно подошёл я к жене.

— Нет, — покачала она головой. — Разве от себя можно сбежать?

— Только не говори, что он её отпустил.

— Нет, — она вздохнула и положила голову мне на плечо. — Просто не удержал. Они с Алескеровым развелись.

— Серьёзно?! — вытаращил я глаза. — Но… как?

— Помнишь тот разбитый телефон, что тебе принёс Камиль? Когда её смартфон ударился о стену и упал, там включилась камера и записала всё, что происходило в комнате. Этого хватило, чтобы Юлька купила себе за эту запись свободу.

— А как же образцы ДНК, что не совпали?

— Их подделали, а потом быстренько «потеряли». Но на других образцах тоже нашли ДНК. Этого хватило бы для доказательств виновности Алескерова, мы говорили со следователем. Но всё как всегда не так просто. Алескеров с Пашутиным теперь деловые партнёры. Алескеров помогает выпутаться его фонду из неприятностей, что им устроил Левинский. А Пашутин, видимо, тоже ему чем-то полезен. Так что отцу сейчас с ним ссориться было не на руку, и Юльке опять пришлось выпутываться самой.

— Да, Пашутин теперь спонсирует проекты Рената. А бизнес есть бизнес. Хотя до его миллиардов Алескеров так и не дотянулся, да и вряд ли дотянется.

— Как и до «Север-Золото», — улыбнулась она.    

— А беременность? Ты говорила, что когда была у Пашутина…

Эльвира закрыла рукой глаза.

— Ты не поверишь, но эта Юлька такая Юлька. Она всё это время была беременна, Паш. От Камиля. И когда просила, чтобы я соврала. И в ту ночь, когда использовала на Алескерове уже знакомый тебе «волшебный порошок» — довела так, что у того предохранители перегорели, но он не помнит что творил, — она боялась только одного — потерять ребёнка, поэтому и приехала ко мне в клинику. Но, к счастью, не потеряла. И когда была опасность, что её ребёнок наследует синдром Лея, ведь побледнела, но не призналась.

— Но зачем эта ложь?

— Затем, что ей проще было соврать, чем сказать правду, что это не твой ребёнок. Тебе она больно делать не хотела. Но хотела выпутаться из этой истории. И боялась, что кто-нибудь догадается про Камиля и использует это. Быть бездушной сукой, для которой нет ничего святого, ей куда проще, чем кому-то открыться, довериться и признаться в том, что она тоже умеет дорожить, плакать и… любить.

Я тяжело вздохнул.

— Но как ты поняла про беременность?

— Хотела бы я гордо сказать: я её врач! — улыбнулась она. — Но не скажу. Я первый раз засомневалась, увидев её первичные анализы. Она якобы вколола себе две ампулы гонадотропина, а уровень ГХЧ был максимум на срок в две недели. Но тогда я не придала этому значения. По-настоящему я засомневалась только когда увидела отчёт хирурга.

— И что там было?

— При изнасилованиях есть две обязательных процедуры: профилактика заболеваний и профилактика беременности. И вот первое провели. А второе — нет.

— Потому что она уже была беременна?

— Да. И я подумала, что это ошибка. Думала, что хирург сделал отметку исходя из моих данных, как её лечащего врача. Но нет. По протоколу они обязаны были сделать экспресс-тест самостоятельно, и их тест показал срок вот к тем двум неделям плюс ровно столько, сколько времени прошло.

— Она всё же сумасшедшая, — покачал я головой.

— И очень целеустремлённая. Она ведь сблизилась с Алескеровым только чтобы найти Камиля.

— А заодно забралась в его дом, паспорт и душу?

— И даже когда казалось, что спасения нет, все равно как та кошка приземлилась на лапы, умудрившись забеременить от того, кто был важен ей. От того, кого Алескеров пытался использовать против неё. И она пыталась вас всех защитить, Паш. Как могла. Тебя, отца, своего малыша. Как бы это абсурдно ни звучало. Но если бы не акции, которые отец обещал ей отдать только после свадьбы с тобой, она бы с тобой сама рассталась, а не разыгрывала оскорблённую невесту, когда ты ушёл. Но ты ушёл, она беременна, Алескеров наседает. Всего сейчас и не упомнишь, через что ей пришлось пройти. Но, главное, она справилась. Мы все справились, — обняла меня Эльвира. — Я надеюсь, теперь она обернет всю свою целеустремленность на то, чтобы стать хорошей матерью и это её изменит.

— Значит, она полетела к Камилю?

— И снова нет, — улыбнулась Эльвира, глядя как Матрёшка машет всем улетающим, кто проходит мимо. — Кто знает, как у них всё сложится. Она полетела за мечтой, Паш. За своей несбывшейся мечтой.

— Потому что нельзя предавать мечты, — согласно кивнул я.

Мечты не умирают. Не горят в огне, как и рукописи. Не проходят, как лёгкая простуда. Не исчезают по утру, как сны.

Даже если верите в невозможное, верьте до конца.