Ника не слышала, как ушли майор рей Данс и майор эр Мада, но, даже находясь в том оцепенении, в котором она пребывала, девушка чувствовала присутствие рядом Анселя и Тристана. И была безмолвно благодарна им за это. И за их молчание. Они не спрашивали, что Ника собирается делать, не уговаривали быть сильной, не предлагали глупые утешения, которые бы только больше ее раздражали, и не повторяли беспомощные банальности вроде: «Все как-то образуется». Они просто были рядом.

А когда оцепенение наконец отпустило Нику и, несмотря на близость к горячему камину, девушку начала бить нервная дрожь, Тристан одним ловким движением подхватил ее, словно ребенка, на руки, усадил к себе на колени и крепко обнял.

От появившейся иллюзии, будто она защищена и укрыта от всего мира, защипало в глазах, и возникло чувство, схожее с тем, которое появлялось, когда Ника держала в руках свой аэролит, чувство, словно все остальное отступает на задний план и здесь и сейчас есть только она и это чудесное, умиротворяющее ощущение единения с сердцем ее летного камня… Только сердце, бившееся сейчас совсем рядом, было сердцем Тристана. Впрочем, действовало оно хоть и иначе, чем аэролит, но так же эффективно.

Прекрасно зная, что волшебное ощущение продлится совсем недолго, а потом неумолимая реальность снова грубо напомнит о себе, Ника решила получить сполна от этих коротких минут передышки. Она теснее прижалась к Тристану, спрятала лицо у него на плече и крепко зажмурилась.

Ника не видела и не чувствовала недоуменных взглядов, которые бросали на них немногие оставшиеся в «деревяшке» авионеры; с тех пор как началась война, на многие нарушения правил приличного поведения смотрели сквозь пальцы, но поступок Тристана выходил даже за рамки такого терпения.

Ника понятия не имела, что с противоположного конца зала за ними наблюдала Мия. Не видела, как помрачнел взгляд Анселя. И не услышала, когда он поднялся и тихо, не сказав ни слова, ушел.

* * *

Ника проснулась от того, что ощутила присутствие кого-то постороннего в ее кровати.

Открыв глаза, она повернула голову и убедилась, что так оно и есть: рядом с ней, на самом краю узкой – того и гляди свалится! – казарменной койки кто-то спал.

Но прежде чем Ника успела возмущенно вскрикнуть и столкнуть незваного гостя на пол, она узнала отросшие темные пряди, падающие на лоб.

Несколько мгновений девушка в замешательстве разглядывала спящего Анселя. Что он здесь делает? Последнее, что она помнила, – это тепло рук Тристана, уютное потрескивание дров в камине… все остальное терялось в темном, зыбком тумане.

Словно почувствовав на себе взгляд девушки, Ансель встрепенулся, и… произошло ровно то, что должно было произойти, – юноша с грохотом упал на пол. Тут же поднялся, покрутил затекшей шеей и одернул полы рабочей куртки.

«Он спал в куртке?» – удивилась Ника, а в следующий миг поняла, что и сама она до сих пор в летной форме, застегнутой на все пуговицы, причем тяжелый ремень брюк болезненно впивается в кожу.

– Что произошло? – пробормотала девушка, тщетно пытаясь вспомнить остаток вчерашнего вечера.

– Ничего такого, о чем я бы постеснялся признаться маме, – усмехнулся Ансель, глядя на нее сверху вниз. – Мы привели тебя сюда, но ты сказала, что все равно не сможешь заснуть. Поэтому я остался, чтобы не оставлять тебя одну в такую ночь. И, похоже, как-то незаметно заснул…

Из зыбкой пелены всплыли смутные воспоминания о том, как Ансель сидит на краю койки, держит ее за руку и что-то тихо, неразборчиво говорит. Что именно? Слов Ника не помнила, лишь одну успокаивающую интонацию и то, что она действовала – девушка расслаблялась и поддавалась-таки усталости, постепенно проваливаясь в сон.

– Спасибо, – поблагодарила она, поднимаясь с койки и чувствуя, как в груди буквально разливается тепло. Ника была абсолютно уверена, что, если бы не Ансель, она бы ни за что не заснула.

И тут Нику настигло осознание того, какой сегодня день и что ее ждет.

Дуэль.

А ее отец в плену.

И так и не решенный вопрос: как ей поступить? Точнее, вопрос решенный; не решено только, сможет ли она жить с последствиями принятого решения.

Перемену в настроении Ники Ансель заметил сразу же. Без слов подошел и привычно, словно делал так уже не раз, обнял. Ника вздохнула и позволила себе на несколько мгновений закрыть глаза. И невольно подумала, как же отличались эти объятия от объятий Нильсона. Ей было приятно, когда ее обнимал медбрат, она ощущала, что о ней беспокоятся, что она нужна. Но с Анселем все было совершенно иначе. Да, она тоже ощущала, что он о ней беспокоится. И в то же время она чувствовала себя так, словно Ансель делился с ней своей силой. Будто без слов говорил, что он – рядом, он всегда поддержит и все поймет.

– Когда все закончится, – тихо начала Ника и невольно сглотнула от волнения, – и если я вдруг останусь жива… Ты будешь меня осуждать?

Вместо ответа Ансель только крепче прижал ее к себе.

Ника понятия не имела, почему из того, что должно было ее волновать сейчас, в самый важный и, возможно, последний день ее жизни, больше всего ее беспокоило мнение Анселя. Но зато именно этот день, этот конкретный момент словно добавил резкости и контраста: все, что было размыто, расплывчато и неопределенно, внезапно обрело контуры и цвета. И Ника поняла, что нельзя позволять сомнениям бесконечно себя останавливать. Нельзя ждать знака с небес, чтобы понять, как действовать. И нельзя откладывать все на тот момент, когда обстоятельства сложатся идеально, потому что этого, скорее всего, никогда не случится, зато в ожидании этого идеального расклада можно пропустить всю свою жизнь.

Просто поразительно, насколько может измениться все вокруг за какие-то несколько мгновений.

Ника отстранилась от Анселя, запрокинула голову, чтобы посмотреть ему в лицо, и просто, даже не думая над подбором слов, сказала:

– Ты мне очень нравишься. Даже больше чем нравишься… Но я никогда всерьез об этом не думала, потому что… есть Мия.

Девушка не знала, чего ждала в ответ. Да и как она могла, если еще минуту назад понятия не имела, что собирается сделать это признание! И все же она непроизвольно замерла, ожидая ответа.

Ансель смотрел на Нику, в темных глазах горело что-то яркое и жаркое, но он молчал, и девушка уже почти ощутила что-то вроде разочарования, когда вместо ответа механикер снова ее обнял и, уткнувшись в ее волосы, сказал:

– У меня была Мия. Но сейчас ее у меня нет. Сейчас для меня вообще никого нет, кроме тебя…

* * *

Ансель просто не представлял, каково сейчас Нике.

Сам он буквально не находил себе места, Ансель еще никогда в жизни так не переживал, никогда его не переполняло такое всепоглощающее беспокойство.

Все силы юноши ушли на то, чтобы не проявить своих чувств, стоя возле «Бурана», который он, как и положено механикеру, осмотрел и с тяжелым сердцем дал добро на вылет. Нике и так сейчас нелегко, и последнее, что ей нужно, – это отвлекаться на других. Дамы, конечно, сильный пол, но это не значит, что они могут вынести абсолютно любой груз и потому в него можно бесконечно добавлять собственные переживания и эмоции. В конце концов, он – самостоятельный человек, сильный, уверенный в себе джентльмен, он вполне может совладать с собственными тревогами и страхами. А еще лучше – поделиться с Никой спокойствием и уверенностью, что все будет хорошо.