Дверь открылась, вошёл Сергей – в полной форме своего гусарского полка.

– Через час я еду, маменька. Зашёл проститься. Право, стыдно оставлять вас одну во всём этом, но что ж поделать… До сих пор в голове не укладывается! Ну и отколола номер кузина, нечего сказать!

– Не забивайте себе голову, Серёжа, – устало сказала Вера, протягивая руку и приглашая пасынка сесть рядом. – Это полностью моя вина. И не спорьте, вы слишком молоды, чтобы понимать такие вещи. А я… Что ж, я, видимо, действительно слишком мало любила Александрин. У меня не хватило ни ума, ни такта, ни опыта, чтобы помочь ей, удержать от глупостей… Впрочем, что уж теперь говорить… Снявши голову, по волосам не плачут.

Сергей молчал, едва сдерживая негодование. Утешить приёмную мать он не мог, чувствовал, что не найдёт ни нужных слов, ни доводов, – и именно это бессилие мучило сильней всего. Ночной визит княгини Веры на квартиру Казарина ничего не дал: заспанный дворник лишь подтвердил, что «барин второго дня съехамши с концами и со всеми расплатимшись». Ни вестей, ни писем от Александрин больше не было.

– Возможно, маменька, это всё и к лучшему? – осторожно предположил Сергей. – Как знать, может, господин Казарин и впрямь составит счастье кузины. Они с ней так трогательно похожи в своей глупости! Я знаю, вам он не нравился… Да и кому в здравом уме он мог понравиться? Но можете ведь и вы ошибаться?

– Боюсь, что всю свою жизнь я только это и делаю, – без улыбки отозвалась княгиня Вера. Помолчав, вполголоса спросила: – Может быть, вы мне всё-таки расскажете, что у вас стряслось сегодня утром?

– О чём вы, маменька? – растерянно спросил Сергей, решительно не ожидавший никаких расспросов.

– О том, что весь день вы сам не свой, Серёжа. И это никак не может быть объяснимо побегом Александрин. Я понимаю, что времени крайне мало, вам пора ехать… Но, может быть, я ещё успею чем-то помочь вам?

Сергей молчал, упорно глядя в окно, за которым плясала метель. Рука его машинально сжимала и разжимала медную шишку на спинке старого стула. Вера какое-то время внимательно наблюдала за его действиями. Затем сказала:

– Насколько я помню, эта шишка всегда держалась на одном штыре и… ну вот! Нет-нет, дайте сюда, я знаю, как с ней нужно! Её ещё мои братья время от времени отламывали, так что… – Ловко прикрутив шишку на место, Вера погладила её глянцевитую поверхность и обернулась к пасынку: – Итак, Серёжа?

– Маменька, я, право… Не смею добавлять вам беспокойства. Неужели вам мало Александрин?

– Так вы опять что-то натворили? – ахнула она. – Серёжа, господи… Когда вы только время находите?!.

Сергей не улыбнулся. По-прежнему глядя в окно, спросил:

– Маменька, скажите правду, – я и впрямь непроходимый болван?

– Вы вовсе не глупы, – помолчав, ответила Вера. – И поверьте, это правда. Я вас знаю с детских лет и имею право это сказать. Но вы вспыльчивы и часто поспешно судите о людях. Поэтому и с Александрин вы никогда не могли найти общего языка.

– Да кто с ней мог найти общий язык, скажите на милость?! – взорвался Сергей. И тут же, осёкшись, смущённо усмехнулся: – Ну вот… вы и правы. Но не волнуйтесь: я никому не назначил дуэли и не проиграл в вист приданое Аннет.

– Это уже немало, – с улыбкой заметила Вера. – Всё прочее, я надеюсь, поправимо. Говорите же, Серёжа, я слушаю вас.

Четверть часа спустя княгиня Вера взволнованно ходила по кабинету, а Сергей сидел, глядя в пол, и вертел в пальцах вновь отломанную от стула шишку. Он услышал, как вскоре перестало шуршать платье: мачеха остановилась рядом с ним. На него пахнуло привычным запахом вербены. Сергей ещё ниже опустил голову… И вздрогнул от неожиданности, когда тёплая ладонь легла ему на затылок.

– И всего-то, маменька? – невесело усмехнувшись, спросил он. – Я настолько безнадёжен, что вы и бранить меня уже не хотите?

– Да ведь вы и так наказаны, Серёжа, – вздохнула княгиня Вера, гладя склоненную голову пасынка. – Куда уж тут ещё с выговорами… Тем более что и пользы всё равно никакой. Боже, и ведь как глупо, как по-детски… Отчего же вы не рассказали мне обо всём сразу? Сразу после выставки, когда вам пришла в голову такая пошлейшая нелепость на Варин счёт?

– Признаться, не видел нужды это обсуждать…

– Не видели? А ведь это всё могло выясниться очень легко! Если бы вы согласились тогда поехать с нами на выставку! Но вы предпочли замкнуться дома в гордом молчании – а наутро, ни с кем не поговорив, кинуться туда и сгоряча оскорбить Варю! Варю, которую вы любите до смерти! Господи, Серж, как это на вас похоже! Когда же вы переменитесь наконец, когда повзрослеете?.. Бедная Варя, она ведь ничем не заслужила… Впрочем… Надеюсь, что судьба её сложится счастливо. Насколько я знаю Долли Беловзорову, она не забавляется своим покровительством, а всерьёз поддерживает талантливых людей. Такие меценаты – редкость.

– Так вы полагаете… Что мне надеяться более не на что? – медленно спросил Сергей.

– Право, не знаю, – честно ответила Вера. – Вы не виделись с Варей несколько лет. И возникли в её жизни вновь… не лучшим способом. Ваше положение теперь незавидно.

– Если бы я мог просить вас… Маменька, вы ведь могли бы написать Беловзоровой, вы же близко знакомы?

– Разумеется. Шесть лет бок о бок в Екатерининском институте.

– Ну вот! Нельзя ли узнать хотя бы адрес Вари? Я написал бы… Да, чёрт возьми, подал бы в отставку и поехал туда! И уж тогда!..

– Вы опять намерены идти напролом?

– В любви только так и можно! – убеждённо сказал Сергей, впервые подняв на мачеху глаза.

Вера только головой покачала.

– Ничему-то вас не учат ваши истории! Хотя… Возможно, вы и правы в чём-то. Возможно… – она, не договорив, задумалась, глядя в заснеженное окно и не замечая удивлённого взгляда пасынка.

Зычный голос Сидора, раздавшийся со двора, вывел Веру из оцепенения.

– Барин, лошади готовы!

– Вам пора. – Вера обняла Сергея, поцеловала в голову. – Напишите мне сразу же по приезде. Я обещаю, что сделаю всё возможное и сразу же извещу вас. И, если позволите, сама также напишу Варе.

– Ни за что на свете! – вскинулся Сергей. – Не хватало только, чтобы вы просили за меня прощения!

– Ну, это вы, смею надеяться, сделаете сами. – Вера с улыбкой протянула ему руку. – Подите проститесь с братом и сестрой – и поезжайте с Богом. И помните – я вам мать и я люблю вас. И буду любить всегда, что бы ни случилось.

Сергей молча склонился над её рукой, выпрямился и пошёл было к порогу, но, вспомнив о чём-то, вернулся.

– Маменька, последняя просьба. Простите, знаю, что уж замучил вас, но… Утром я был у того господина Сметова, друга вашего брата. Помните, он наносил вам визит не так давно?

– Прекрасно помню. Как здоровье Андрея Петровича?