Отец поднял взгляд, и сквозь всклокоченную бороду пробилась печальная улыбка.

– Теперь все будет иначе.

Рэн поерзала на тонком лежаке.

– Вообще-то я за этим и пришла. – Она сложила руки на коленях. Глубоко вдохнула. – Попрощаться. Ковен хочет, чтобы я училась Внутри, и я… тоже хочу.

Отец в замешательстве нахмурил брови.

– Я буду жить Внутри, – пояснила Рэн.

Отец всмотрелся в ее лицо. Его зеленые глаза – точно такого же цвета, как ее собственные, теперь она заметила – впивались в нее.

– Ты в самом деле этого хочешь?

Вопрос повис между ними. Наконец Рэн кивнула:

– Всегда хотела.

Отец накрыл ее ладонь своей теплой рукой.

– Тогда лети, птичка. – Его улыбка была слабой, но искренней. – Лети и твори добро.

Он прокашлялся.

– Пора и мне заняться тем же. Нельзя и дальше позволять прошлому тянуть меня назад. Мне жаль, что я тянул тебя.

Они смотрели друг на друга, и непроизнесенные слова заполняли все вокруг. Рэн не знала, как попрощаться, потому и не стала. Она поцеловала отца в лоб, поправила его постель и покинула крошечную комнатку, пытаясь скрыть дрожь в руках. Тэмсин стояла на коврике, глазея на их скромный домик. Рэн подошла к ней со спины и обняла за талию.

Тэмсин накрыла ее руки своими.

– Готова?

Рэн отошла от ведьмы и обвела взглядом комнатку. Она прожила здесь так много лет, отказываясь от себя, думая, что этого от нее и ждут. Что так и должно быть.

Исток потянула себя за косу:

– Еще одно, последнее дело.

Она вытащила нож – изящное, украшенное лезвие, отнятое у орасского охотника в Фарне. Руки по-прежнему дрожали. Рэн протянула нож Тэмсин, которая непонимающе на него уставилась:

– Что мне с ним делать?

Рэн оттянула косу. Тэмсин в изумлении распахнула глаза.

– Уверена?

Исток кивнула:

– Режь.

Ведьма настороженно покосилась на нож:

– Может, лучше магией? А вдруг я вскрою тебе горло?

Рэн подняла брови:

– Нет, если сделаешь все аккуратно.

Тэмсин закатила глаза.

– Ладно.

Рэн задержала дыхание, пока ведьма резала и пилила ей волосы ножом. Тяжелая коса свободно повисла в руке. Исток дико затрясла головой, глядясь в поверхность черпака и восхищаясь работой Тэмсин. Кончики неровно подрезанных волос едва достигали подбородка. Их нельзя было дергать: они едва собирались в пучок на затылке. И утратили всякое сходство с мамиными.

Именно этого Рэн и добивалась.

Она швырнула косу в очаг, глядя, как все ожидания мира дымом улетают прочь. Открыла окно, чтобы выветрить вонь. Волосы истока были цвета огня.

Тэмсин никогда не отличалась чувствительностью. Даже до того, как проклятье отняло у нее способность вспоминать хорошее, она больше интересовалась будущим, чем прошлым. Это могло измениться с потерей Марлины, но, не помня чувств, Тэмсин не могла к ним возвращаться. Теперь все было иначе – и поэтому она стояла у входной двери своего домика, прижав ладонь к крошащемуся старому дереву.

– Ты… в порядке? – Рэн уставилась на нее с этой своей складочкой меж бровей, которую Тэмсин всегда хотелось ущипнуть.

– Все в порядке, – отрезала ведьма по старой привычке, но виновато улыбнулась. – Все в порядке, – повторила она уже мягче. – Просто… – она опустила взгляд на пыльные ботинки, – хотела попрощаться.

У Рэн дрогнули губы:

– Серьезно?

– Заткнись, – нежно велела Тэмсин. – Я знаю, что это глупо, просто…

Как такое облечь в слова? Долгие годы у нее ничего не было, кроме этого домика. Она сворачивалась комочком у огня, пытаясь согреть непослушные кости. Стояла посреди комнаты, выменивая волшебство на такое количество любви, чтобы хватило порадоваться хоть одному рассвету. Здесь Тэмсин выживала.

Теперь она наслаждалась жизнью.

Она взяла Рэн за руку – такую маленькую, теплую и мягкую. Разряд между ними походил на затаенную улыбку. Напряжение отпустило плечи. Ведьма ощутила летний ветерок – сладкий, как солнечный свет. Как смех Рэн. Как морщинки в уголках ее глаз, когда она улыбалась.

Это тепло на коже, эта жажда поднять лицо к небу все еще были непривычны. Тэмсин широко раскинула руки, не выпуская ладони истока.

– Что ты делаешь?

Тэмсин открыла глаза. Рэн озабоченно смотрела на нее.

– Солнце. – Тэмсин указала наверх. – Не чувствуешь?

Исток приподняла бровь, и ведьма закатила глаза:

– Ой, вот только не начинай! Ты срывала каждый цветок, который нам встречался. Тебе поет океан. Ты слышишь, как дышат деревья.

Рэн виновато усмехнулась:

– Может, я и отвлекаюсь время от времени. Ладно, постоянно, – быстро добавила она, игриво толкая Тэмсин в плечо.

– Ты ужасная, – пробормотала ведьма, опуская руки, но по-прежнему держа пальцы Рэн в своих.

– Ты меня любишь. – Исток улыбалась до ушей.

– Кое-кто набрался уверенности, а?

Тэмсин вытащила прядку из-за уха Рэн, все еще удивляясь новой длине ее волос. Новая прическа шла истоку, та будто перестала прятаться – даже осанка распрямилась.

– Но любишь ведь, – настаивала Рэн, морща веснушчатый нос и, очевидно, ожидая ответа.

– Люблю. – Тэмсин улыбнулась и распахнула дверь домика.

Все лежало на тех же местах, что и прежде. Ничто не переместилось в отсутствие хозяйки. Шкаф стерег аккуратно сложенные в нем вещи. Цветочные лепестки, позабытые, лежали в очаге, побурев и свернувшись. Неуютная комната была полна пыли и теней. Тэмсин убрала ставни, впуская свет.

– Она меньше, чем я помню. – Рэн остановилась в дверях и посмотрела на потолок, следя взглядом за магическими лентами, незримыми для Тэмсин.

– Да?

Сложно было отнестись к этой комнате непредвзято. Тэмсин провела здесь худшие годы – злая, замерзшая и одинокая. Пытаясь сжиться с мыслями о том, каково быть ведьмой без дома. Девочкой, неспособной любить.

– А может, это ты выросла. Не разберу. – Рэн подтащила стул и плюхнулась на него. – Сама не знаю, что хочу сказать.

– Ничего, – ответила Тэмсин, садясь напротив. – У нас все время мира.

– Не совсем. – Рэн побарабанила пальцами по столешнице. – Вера ждет нас назад.

Тэмсин поджала губы и мрачно ответила:

– Я не имела в виду дословно. Я… пыталась быть милой.