Что за лапочка! Она начала становиться моей любимицей.

* * *

Как-то утром в подвале я подбирала стеклянные панели для ламп с глициниями, когда Альберт выгрузил несколько великолепных толстых стекол цвета бледного золота с оранжевыми пятнами. Заключенные в нем изломы придавали ему нечто живое. Порезанное на круглую форму и с фаской, какие бы чудные солнца оно являло собой!

Я взяла один кусок наверх и тотчас принялась за работу, вырезав четырехдюймовый круг и нанося неравномерную фаску по периметру. Мистеру Тиффани это понравилось бы. Он бы увидел в этом сияние божественного, новое солнце в первое утро творения. Да будет свет — и свет воссиял! Вот так просто это совершилось. Высшая сила. Я поднесла диск к моему окну, и лучи желтого цвета полились из него во всех направлениях. «И это было хорошо», как сказано в Библии.

Не на пятый ли день творения Бог повелел: «Да произведет вода пресмыкающихся, душу живую». Стрекозы! Вокруг каждого солнца на куполообразном абажуре, небесном куполе, должны непременно порхать стрекозы. На этот раз никакой филиграни. Стекло для крыльев может иметь разводы лилового, даже пурпурного, на фоне небесно-голубого и бирюзового цвета. В суматохе полета их крылья будут накладываться друг на друга, образуя ослепительные переливы цвета. Ощущая подъем, я к концу дня закончила акварель участка в одну пятую, дивясь своему проворству.

Когда к нам пожаловал мистер Митчелл, я взяла себя в руки и показала ему свою работу. Никакой похвалы. Никакого комментария. Даже не взглянул на нее своими бурыми деревянными гляделками. Просто сразу пустился в обличительную тираду о стоимости моих ламп и моих необузданных капризах, завершив ее выводом:

— Нам не нужны десять вариантов абажуров со стрекозами.

— Нет, нужны. В этом помещении они нам определенно нужны.

— Зачем?

— Чтобы поддерживать творческий импульс. Чтобы девушки не потеряли восприятие цвета.

— Но у нас здесь не дом для поощрения любимых занятий, миссис Дрисколл.

— В отличие от вас мы, женщины, являемся художниками, мистер Митчелл, а художники становятся более активными, когда видят новые возможности сочетаний цветов. Если мы будем продолжать делать одно и то же, укладывая то же самое цветное стекло на то же самое место, лампа за лампой, наша чувствительность к восприятию света притупится.

— Не важно. Продолжайте и укладывайте тот же самый цвет в то же самое место. Ваши девушки таким образом смогут работать быстрее.

— Это — близорукий подход. Когда мы сделаем восемь ламп с глицинией, которые просил мистер Тиффани, их цветовые гаммы будут отражать вкус каждого наборщика, основанный на нюансах оттенков, которым вы явно не обладаете. Каждый абажур будет индивидуальным. Для вас это означает только, что вы можете брать более высокую цену. Для нас это означает безграничность творчества. Давайте признаем, мистер Митчелл: вы цените нашу работу только за ее качество, выраженное в долларах, а не за вызывающее восторг творение искусства. Ваша душа не наделена такой способностью.

Он побагровел до самых ушей.

— Над чем это вы работаете?

— Новая лампа со стрекозами и великолепными желтыми солнцами.

Он засопел, запыхтел и выпалил:

— Это — самая безобразная вещь, которую я когда-либо видел!

Это были последние слова, которые мистеру Митчеллу было суждено высказать мне. Он отправился домой и умер.

Эта новость поразила меня, как кузнечный молот. Отвратительное чувство ответственности опять целиком подчинило меня себе. Тем вечером я сказала Элис, что не могу отделаться от мысли, что стала причиной его смерти.

— Ты считаешь, что в состоянии оказать такое воздействие?

— Я огорчила его. На обличительную тираду ответила обличительной же тирадой, уснащенной несколькими ехидными подковырками, пока лицо у него не побагровело. Мне следует облачиться в траурные одежды и посыпать голову пеплом.

— У тебя ложное чувство ответственности. Ты слишком много берешь на себя. Отбрось это, Клара. Не стоит принимать все близко к сердцу.

— Он был родственником семьи Тиффани.

— Седьмая вода на киселе.

— Может быть, моя резкость заставила его сердце биться быстрее, и оно не выдержало.

— Твой отчим не согласился бы с этим. Он верил только в одну причину, большую, чем ты, большую, чем мы все.

Это немного успокоило меня, но на следующий день в спокойной студии, когда я объявила пятиминутный перерыв для отдыха глаз, было трудно вновь не почувствовать вину. Хотя в одном Элис права: раздутая ответственность была частью моей озабоченности собой.

Несмотря на срочный характер работы над лампой с глициниями для нетерпеливой покупательницы, которая жаждала заполучить ее для какого-то торжественного обеда, я дала глазам отдохнуть дольше чем обычно. Со смеженными веками я прислушивалась к приближающемуся и удаляющемуся цокоту лошадиных копыт, голосу мальчишки — разносчика газет, выкликающего заголовки, и скрипу, с которым поломойка передвигала свое ведро по полу.

— Время вышло! — крикнула я.

Оглушительный грохот поднял нас на ноги. Поломойка, убиравшая под верстаком, на котором лежал абажур с глициниями, дернулась при моей команде. Весь верстак обрушился. В мгновение ока недельная работа трех девушек превратилась в неприглядную кучку.

Внезапно воцарившееся молчание в комнате говорило красноречивее, чем стенания. Мы упали на колени на пол, пытаясь собрать две тысячи кусочков. Ни слова не вылетело изо рта девушек насчет стоимости разбитого стекла, которая по всем правилам подлежала вычету из их жалованья. Я поклялась, что изыщу способ, чтобы этого не произошло.

Только Фрэнк, пришедший собрать мусор, испустил странный вопль и принялся ползать под соседними столами, чтобы собрать разлетевшиеся кусочки. Что же касается уборщицы, она с минуту оглядывалась с затуманенным взором, а затем спокойно продолжила драить пол в другом месте, оставаясь единственной невозмутимой личностью в помещении. Падала ли ответственность за это на меня? Возможно, поломойка сочла, что мое восклицание: «Время вышло!» — предназначалось для нее?

«Не стоит принимать это близко к сердцу», — сказала бы Элис, но могла ли я остаться равнодушной к этой катастрофе?

Нелли и Кэрри поспешили нарезать новые кусочки стекла, но потом мы не смогли быстро подобрать подходящие. У многих был хитроумный вогнутый изгиб. После трехчасовых попыток найти куски для спасения и определить, к чему они относятся, мы все пали духом.

— Все пошло через задницу! — с отвращением вскричала Мэри.

У мисс Джадд в глазах стояли слезы. Юбки у всех были перепачканы. Ползанье по полу внесло больше неразберихи, чем если начать все заново. Была ли это лоза с глициниями или люстра? Ни то ни другое, просто куча мусора.