Его голос, казалось, не принадлежал ему.

— Вовсе нет. Их там могли быть сотни… Они бы убили тебя и сожгли все вокруг.

— Они не убили Джулию Эшли, — сказал он как-то неуверенно.

Красный свет за окном переходил в золото, от чего отчетливее стали видны черные зияющие дыры каминов. Ретт отвернулся от окна и яростно схватил рукой подбородок, настолько яростно, что стало слышно, как шуршит под пальцами небритая щетина. Под глазами образовались синяки, видные даже в темной комнате. Черные волосы были в беспорядке. Он встал, зевнул и потянулся.

— Сейчас все спокойно, я могу прилечь. Вы с Розмари постерегите.

Он лег на лавку и сразу заснул.

Скарлетт наблюдала, как она спит.

«Я никогда ему не скажу, что люблю его. Это делает его слишком самоуверенным. Я никогда это не скажу…»

С утра Ретт был чем-то озабочен. Он просил Скарлетт и Розмари не мешать и уйти куда-нибудь. Он строил что-то вроде трибуны, чтобы на следующий день устроить здесь церемонию с речами.

— Рабочий люд не любит присутствия женщин на таких мероприятиях.

И мне не хочется, чтобы мама задавала мне вопросы, откуда девочки узнали так много не самых лучших слов.

Послушавшись Ретта, девушки отправились погулять в сад. Дорожки были довольно пыльные, и скоро черные туфли Скарлетт стали серыми. Как здесь все отличалось от Тары, даже земля. Ей все казалось ненастоящим: и пыль не была красной, и овощи были слишком большими, а многие ей не были известны.

Но сестра Ретта любила владения Батлеров с такой страстью, что даже удивляла Скарлетт. «Почему она так восхищается этим местом, как я восхищаюсь Тарой?» Розмари не замечала попыток Скарлетт найти знакомую ей землю.

Она была потерянной в потерянном мире: Данмор Лэндинг перед войной.

— Это место называлось «сад-невидимка» потому, что эта живая ограда вдоль тропинки скрывала его от людского глаза до тех пор, как ты в него не войдешь. Когда я была маленькой, я там пряталась, чтобы не идти мыться. Слуги бродили по тропинкам, кричали и не могли найти меня. Я себе казалась тогда такой умной. И когда мама меня находила в саду, она изображала удивление… я ее так люблю.

— У меня тоже была мама. Она…

Розмари ничего не слышала, кроме себя самой.

— Вниз по тропинке будет сверкающий пруд. Там плавали лебеди черные и белые. Ретт говорит, что, может быть, они вернутся. Для них там всегда все готово. Видишь заросли кустарника? Они специально посажены для лебедей, чтобы они могли там строить гнезда. Там был маленький греческий замок. Многие боятся лебедей из-за клювов и крыльев. Но наши позволяли мне даже плавать с ними. Мама читала мне «Гадкого утенка», сидя на скамейке. Когда я выучилась читать, я читала его лебедям…

— Эта дорожка ведет в розовый сад. В мае его запах чувствуется за милю… Там, вниз по реке, был огромный дуб с дуплом. Ретт его соорудил, когда был еще мальчиком. Затем я там играла. Я забиралась внутрь с книгой, брала с собой пирожных и могла там сидеть часами. Дуб гораздо лучше, чем беседка, которую мне сделал папа. Там все было игрушечным, игрушечная мебель, чайная посуда, куклы…

Идем сюда. Здесь болото. Может быть, здесь еще остались аллигаторы.

Погода хорошая, и они не должны сидеть в своих зимних жилищах.

— Нет, спасибо. Ноги устали. Я посижу минутку на камне.

Камень оказался куском статуи женщины, одетой в античные одежды. На самом деле Скарлетт не устала, просто у нее не было никакого желания смотреть на аллигаторов. Она уселась на камень, подставляя спину под солнце. Постепенно она начала привыкать к окружающей ее природе. Жизнь здесь была совсем не такая, как в Таре. Жизнь здесь текла совсем по другим законам, о которых она совсем ничего не знала.

Несмотря на тепло солнца, она немножко замерзла. «Даже если Ретт будет вкалывать до конца дней своих, он никогда не сможет его сделать таким, каким оно было когда-то. Он, по-моему, этим и хочет заняться. И у него совсем не будет оставаться времени для меня. И даже будучи специалистом в луке или морковке, она не смогла бы приобщиться к его жизни, в любом случае.

Розмари вернулась разочарованная: она не нашла ни одного аллигатора. Она без умолку тараторила на всем пути обратно, рассказывая Скарлетт о полях и садах, умиляя ее байками про сорта риса и про то, как косить траву, веселыми историями из своего детства.

— Ненавижу лето!

— Почему? — удивилась Скарлетт.

Она всегда любила лето. Когда много праздников каждую неделю, шумно и весело.

Розмари ей рассказала, что летом все отправляются в город, потому что с болот поднимается какая-то зараза и можно заболеть малярией. Все, кто могут, уезжают в мае и возвращаются с первыми заморозками в октябре.

В конце концов, тогда у Ретта может оставаться время на нее. Здесь тоже есть Сезон. И Ретт должен приезжать, чтобы сопровождать маму, сестру и ее. Она была даже рада отпустить его к своим цветам. На целых пять месяцев, если остальные семь он будет с ней. Она даже могла бы выучить названия его камелий.

— Что это? — Скарлетт уставилась на огромный белый предмет, который напоминал ангела, стоящего на большом постаменте.

— О, это наша могила. Ей уже сто пятьдесят лет. Когда я протяну ноги, тоже буду здесь лежать. Янки немного попортили ангела. Но могилы оставили нетронутыми. Я слышала, что иногда они разрывали могилы в поисках драгоценностей.

Дитя ирландского иммигранта. Скарлетт была потрясена долголетием и постоянством этой традиции. «Я вернусь в то место, где дороги ведут вглубь», — сказал однажды Ретт. Сейчас она понимала смысл этих слов.

— Пошли, Скарлетт. Ты как будто приросла. Мы почти пришли. Скоро отдохнешь.

Скарлетт вспомнила, почему она пошла на эту прогулку.

— Я совсем не устала. Я думаю, скоро праздник. И нужно собрать несколько веток сосны, чтобы украсить дом…

— Отличная мысль. Здесь полно сосен. Очень хорошо, — сказал Ретт, осматривая только что сооруженную платформу, украшенную белыми, красными и голубыми лентами. — Выглядит очень симпатично, как раз для праздника.

— Что за праздник? — поинтересовалась Скарлетт.

— Я пригласил издольщиков с семьями. Очень нужное дело. К утру они так напьются, что у них не возникнет желания завтра выяснять отношения с черными. Ты, Розмари и Панси отправитесь наверх перед их приходом. Здесь все будет очень круто.

Скарлетт сидела в спальне и молча смотрела на огонь свечи. На улице готовились к новогоднему фейерверку. Как она жалела, что не осталась в городе. Завтра она весь день просидит, как взаперти. А к тому времени, когда они рассчитывают вернуться, будет слишком поздно делать себе прическу для бала.

И Ретт никогда не поцелует ее.