Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Корбан зло смеется:
– Мне все время казалось, что совпадений слишком уж много. «Эппсек» подбирается к нему именно в тот момент, когда он садится в самолет, летящий в город, который ненавидит больше всего на свете. – Он качает головой. – Не-а, не получается. Хотя должен отдать вам должное. Вы очень трогательно рыдали вчера вечером. Из вас бы получилась прекрасная актриса.
Он отступает назад, и я проскальзываю мимо него вглубь кухни. Но каждый раз, когда я отдаляюсь от него больше чем на полметра, Корбан сокращает это расстояние, делая широкий шаг. Это похоже на игру в кошки-мышки, безумный танец вокруг кухонного острова. Но сейчас я почти добралась до выхода в коридор и теперь прикидываю расстояние до задней двери. Если я сумею добежать туда, мне останется только открыть дверь, и сигнализация сработает. Но получится ли у меня?
Он смеется, прочитав все это на моем лице.
– Вы когда-нибудь видели, как бегают черные? Даже не пытайтесь.
Я перевожу разговор в более безопасное русло.
– Я не притворяюсь. Я действительно убитая горем вдова, которая обнаружила, что мужчина, за которого она вышла замуж, – вор, укравший четыре с половиной миллиона долларов у своего работодателя.
– Пять.
– Что?
– Пять миллионов, и это я их украл. Я разработал этот план. Уилл только исполнил его. – Он выпячивает грудь и тычет большим пальцем в самый центр солнечного сплетения. – Вы знаете, какое это было непростое дело? Сколько препон мне пришлось преодолеть, чтобы подобраться к акциям КСС? Только профессионал высочайшего уровня мог создать столь гениальный план. Благодаря мне мы ушли с пятью миллионами.
Но они ведь не ушли? Ник их поймал.
И тут до меня доходит, что Корбан страдает нарциссизмом. Ну или, по крайней мере, имеет к нему склонность. Чрезмерная хвастливость – всего лишь один из признаков расстройства личности, но зато классический, что объясняет, почему я не видела этого раньше. Нарциссистов трудно распознать, так как они часто умело скрывают ото всех свое расстройство.
– Что такое КСС? – спрашиваю я, засовывая пальцы в задние карманы джинсов. Это обычное движение, но я делаю его умышленно. Там, у меня под пальцами, мой телефон, холодный и твердый, вселяющий надежду. Я перевожу телефон в беззвучный режим. Если мне повезет, он ничего не узнает.
– «Кранч секьюрити систем». «Эппсек» получила ее акции в качестве прибыли по венчурному капиталу в 2013-м. Именно я велел Уиллу перевести акции в компанию, которую открыл на Багамах, и точно обозначил, когда их нужно обратить в наличные. Сам бы он никогда до этого не додумался. Может, он и компьютерный гений, но, когда дело касается бизнеса, безнадежный профан.
Я приподнимаю бровь, показывая Корбану, что впечатлена, хотя на самом деле слушаю его вполуха. Мне нужно, чтобы он продолжал говорить как можно дольше.
– Но, видимо, Уилл где-то облажался, потому что в «Эппсек» обнаружили пропажу. Я разговаривала с шефом Уилла. Он сказал, что они наняли бухгалтера-криминалиста, чтобы выяснить, куда пропали деньги, и все факты указывают на Уилла.
В кармане начинает вибрировать телефон. Интересно, удастся мне принять звонок, не привлекая внимания Корбана?
Корбан тем временем вздергивает бровь, словно спрашивая: «Ну и что?»
– Мы знали, что рано или поздно они это обнаружат.
Его безразличие озадачивает меня настолько, что пальцы замирают на корпусе телефона. Я медлю, изучая невозмутимое лицо и поджатые губы Корбана, и вспоминаю про два новых полиса страхования жизни и список домашних дел Уилла, который мы обсуждали в постели в наше последнее утро, и ответ приходит сам собой.
Я качаю головой, расстроившись, что не додумалась до этого раньше.
– Вы собирались исчезнуть, верно? Я имею в виду, вы оба. Вы и Уилл уже спланировали побег, поэтому, когда самолет упал в тот самый момент, когда пропали деньги, вы решили, что он смылся, прихватив весь куш.
Телефон затихает, перенаправляя звонящего на голосовую почту, а потом снова начинает вибрировать.
– Он так и сделал. Вы сами это сказали.
Я хмурюсь, пытаясь вспомнить, когда я могла такое сказать.
– Я?
Корбан кивает.
– Когда рассказали мне про записку в ящике, помните? Которую подложил Уилл? – При этих словах сердце начинает стучать быстрее, но прежде, чем я успеваю их обдумать, Корбан делает два шага в мою сторону. Я пробую отступить, но мне некуда. Я оказываюсь прижатой к раковине. – Но он совершил одну роковую ошибку.
– Какую? – Голос надламывается, и я ненавижу себя за то, что так напугана.
Он улыбается, волчий оскал на фоне черной как уголь кожи.
– Он оставил здесь свою хорошенькую жену, совсем одну.
Кожу начинает покалывать, к горлу подкатывает тошнота.
– Вы знаете, я понимаю, что Уилл в вас нашел. Кроме очевидного, я имею в виду. Вы умная и смешная, и вы это знаете. – Корбан делает неопределенный жест рукой в мою сторону. Его взгляд опускается ниже, потом еще ниже. – Нежная. Сексуальная. Уилл – счастливчик.
– Был, – поправляю я его. От страха я плохо соображаю. И мне не сразу удается выговорить это слово.
Он сцепляет руки, изучая меня, прищурив глаза.
– Какое-то время я был убежден, что вы знали о его исчезновении. Но вы не вышли из образа, даже когда думали, что мои сообщения приходили от него. Или действительно ничего не знали, или вместе с Уиллом все время были на шаг впереди меня.
– Я вас не обманываю. Я правда не знала.
– Да, я начинаю в это верить. – Он отходит от стойки, делая шаг в мою сторону, потом еще один, и так пока меня не начинает мутить от запаха его одеколона. – Давайте выкурим крысу из норы. Что скажете?
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду, что мне он не отвечает. – Корбан достает из кармана телефон. – Но давайте посмотрим, ответит ли он вам.
Прежде чем я успеваю сказать хоть слово, он хватает меня рукой за шею, прижимает мою голову к своей и делает селфи. Вспышка на мгновение ослепляет меня, я в таком шоке, что могу только таращить глаза.
Пока я моргаю, пытаясь избавиться от белых точек в глазах, Корбан склоняется над телефоном, постукивая большими пальцами по экрану. Он прикрепляет фотографию к письму – ни темы, ни сообщения, только фотография улыбающегося Корбана и меня с выпученными глазами – и нажимает «отправить». Почти сразу же приходит ответ.
– Хорошие новости, – сообщает он, разворачивая телефон, чтобы я могла видеть экран. – Ваш муж жив и здоров.
«Тронешь ее, и я перережу тебе горло».
Несмотря на все, несмотря на ужас, такой сильный и пронзительный, несмотря на сумасшедшего, который знает, как обойти сигнализацию, и которому я верю, когда он грозит мне смертью, меня охватывает эйфория, молниеносная и недвусмысленная.