– Эван, серьезно. Со мной все будет в порядке.

Он успокаивается и снова берется за ручку двери, воздух разрывает сирена.

– О, черт! – Я бросаюсь к панели и набираю код, оглушительный визг прекращается. Я уже знаю, что будет дальше. Я бегу на кухню к телефону, который уже звонит.

– Регби, регби, регби, – выпаливаю я вместо приветствия. – Простите! Обещаю, что это в последний раз.

– Рад это слышать, миссис Гриффит. Доброй ночи.

Я кладу телефон на базу и возвращаюсь в холл, сердцебиение успокаивается.

Эван стоит там, где я его оставила, руки в карманах, на лице широкая улыбка.

– Ну что ж, по крайней мере, мы знаем, что она работает.

– Соседи скоро начнут меня ненавидеть.

Он притягивает меня к себе и быстро обнимает, и я на секунду оказываюсь в кольце его длинных, как у богомола, рук и незнакомого запаха шампуня и лосьона после бритья. На какое-то мгновение я думаю, что, может быть, стоит принять его предложение пожить в комнате для гостей в его доме, и тут же объятие становится неловким. Слишком крепким, слишком тесным, слишком быстрым – его подбородок упирается мне в макушку, теплая и сухая рука ложится на шею.

Я высвобождаюсь и делаю шаг назад.

– Береги себя, хорошо? – Я киваю, и он улыбается: – Позвони мне утром.

Он выскальзывает за дверь и ждет на крыльце, пока я закрою ее за ним на засов. Жестом показывает на пульт сигнализации, и я в шутку закатываю глаза, набирая код, а когда система активируется, показываю ему через стекло большие пальцы. Убедившись, что я в безопасности, он трусцой бежит к машине, садится в нее, сложившись пополам, и через несколько секунд уезжает.

Я гашу на крыльце свет, потом, передумав, включаю его снова. Если мне было суждено когда-нибудь проспать всю ночь при полной иллюминации, то эта ночь наступила. Я прижимаюсь лицом к стеклу и смотрю на вереницу громоздких викторианских особняков на той стороне улицы, их силуэты светятся в темноте. Из какого-то окна на верхнем этаже льется золотистый свет, но в остальном все замерло.

– Я уж думал, он никогда не уйдет, – раздается знакомый голос справа от меня, и мое сердце перестает биться.

Я стою, боясь пошевелиться, от ужаса у меня шумит в ушах.

– Что… Как вы сюда попали? Как обошли сигнализацию?

Корбан выходит из тени в гостиной, одетый как главный злодей в фильме про Джеймса Бонда. Темно-синие джинсы, черный свитер, черные кроссовки – все элегантное, модное и темное, как тени за окном. Он выглядит так, словно мог вскарабкаться по стене дома и забраться в окно без единого звука. Кто знает? Может, именно так он и проник в дом.

– Я многому научился у вашего мужа, компьютерного гения, в том числе и тому, как обмануть сигнализацию. – Он цокает языком, и на его лице появляется зловещая улыбка. На этот раз она пугает меня больше, чем сегодня днем, когда я бежала от его дома. – Я ведь говорил вам, что знаю, как это сделать. Вам стоило прислушаться.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы эти слова сначала проникли сквозь грохот колотящегося сердца, а потом дошли до моего сознания. Мне стоило прислушаться к чему? И тут до меня доходит. Корбан имеет в виду сообщение от номера 678: «Кстати, я знаю, как обойти сигнализацию».

– Постойте, это вы прислали то сообщение? Это вы мне их писали?

Он поднимает обе руки, обводя пространство вокруг нас – прихожую, дом, – и я понимаю это как «да», это он прислал мне и другие сообщения тоже. То первое сообщение с угрозой отчетливо всплывает в памяти: «Скажи мне, где Уилл спрятал деньги, или присоединишься к нему».

Я смотрю в глаза Корбана, обсидиановые, почти безумные, и понимаю, что, если придется, он сделает это. Он убьет меня не раздумывая.

Но зачем? Зачем посылать мне сообщения с угрозами с одного номера и выдавать себя за Уилла с помощью другого? Это бессмысленно. Шум в ушах превращается в отдаленный гул, как будто я опустилась на дно океана.

– Послушайте, я не знаю, где деньги. До недавнего времени даже не знала, что они вообще существуют.

– Конечно, вы не знаете. – Его слова свидетельствуют об одном, а тон о другом. Его тон говорит, что я знаю, где деньги, и, если понадобится, он приведет свои угрозы в исполнение.

По ложбинке между грудями стекает струйка пота, пока я потихоньку пячусь назад, по миллиметру приближаясь к тревожной кнопке и пытаясь придумать, как отвлечь его на три секунды. Три секунды, чтобы актировать тревожную кнопку! Какой идиот придумал это правило? Три секунды – это целая вечность, когда ты в панике.

Я делаю еще полшага назад.

– Честно, Корбан. Я весь дом перевернула вверх дном, и ничего. Поищите сами, если не верите.

Он прищуривается, устремив взгляд на панель у меня за спиной.

– Вы же не считаете меня идиотом, правда?

Вопрос риторический. Я не отвечаю.

Он хватает меня за руку и тащит по коридору, вглубь дома, подальше от кнопок на панели сигнализации.

Я спотыкаюсь у него за спиной, стараясь разглядеть очертания пистолета, засунутого за пояс, или ножа, спрятанного под обтягивающей одеждой. Насколько я могу судить, он не вооружен, но ему это и не нужно. Его оружие – это накачанное в тренажерном зале тело.

Он затаскивает меня в кухню и разворачивает, прижав к краю раковины.

– Каков план, Айрис? Пару месяцев поплакать по Уиллу, потом получить страховку и свалить из города под предлогом «мне нужно найти себя» и прочая хренотень а-ля «Есть, молиться, любить»? – спрашивает он с издевкой, а в глазах бушует ярость. – Не сомневаюсь, вы двое придумали кое-что получше.

Я не знаю, что сказать, но он явно ждет ответа, и мне удается выдавить только:

– Я… я не понимаю, о чем вы говорите.

Он возмущенно фыркает.

– Где он вас ждет, в Южной Америке? Восточной Европе? Мексике? – Капельки пота на его черепе вспыхивают в свете кухонных ламп. – Хотя нет, вычеркиваем, в Мексике слишком жарко. Мы же знаем, что Уилл предпочитает места попрохладней.

Я качаю головой, сердце снова начинает биться чаще. Я пытаюсь сопоставить между собой восемьдесят семь сообщений, присланных Корбаном от имени моего мертвого мужа, и слова, которые он произносит сейчас. Он говорит так, будто Уилл до сих пор жив.

Но он и прежде пытался меня обмануть.

Пару секунд я размышляю, стоит ли ему подыгрывать. Если он думает, что я заодно с Уиллом, то это может оказаться неплохой тактикой.

Но тут Корбан подходит ближе, я чувствую, как в толстых веревках вен у него на шее пульсируют ярость и ненависть, и не выдерживаю:

– Я знаю, что все сообщения были от вас. И эсэмэски, и оба письма. Их писал не Уилл, ведь так?