Илман поднимает брови, но в этот раз ничего не говорит.

– Я стала стараться в учебе, чтобы утереть ему нос. Научилась давать неприятностям отпор – благодаря ему. Когда я стала его избранницей, мы плохо ладили. Но со временем… – Я прерываюсь. – Я поняла, что именно он – человек, о котором я думаю чаще всего. Рядом с которым я становлюсь собой, дышу полной грудью и чувствую все так остро, как ни с кем больше.

– Бесенок, мне очень сложно сейчас молчать и не мешать, – выдает избранник. Его взгляд пробирает меня насквозь. Разворачиваюсь к нему всем телом и едва не прикладываю палец к его губам.

– Эти чувства очень важны для меня, – продолжаю, глядя в голубые глаза. – Я считала их ненормальными, не могла найти им объяснения. Но ведь если рассказать все честно, вот так, все становится понятно, да? Я, наверное, люблю тебя. Не знаю точно: мне всегда было сложно в себе разобраться. Но, во-первых, я не хочу терять тебя и все то, что сложилось между нами. А во-вторых, не позволю тебе принимать вину в одиночку. Мы же пара.

Лицо Идена – почти незнакомое. Он смотрит на меня не мигая, глаза чуть расширены и блестят слишком ярко. Губы замирают так, что их линия кажется мне непривычно мягкой и особенно красивой. Все тело напряжено, будто он борется с каким-то острым желанием.

Например, схватить меня прямо здесь, на глазах у Илмана.

А я вдруг хочу его поцеловать.

– Подводя итог, – отрывает нас от разглядывания друг друга ректор. – Вы действительно оба сговорились, чтобы разрушить чужую пару. А теперь помогаете друг другу. Защищаете друг друга. Великолепно справляетесь с опасностями и бежите ко мне, чтобы наперебой признаться в своих чувствах. Я ничего не упустил?

С трудом понимаю, что это последний вопрос. Сначала отвечаю, что все приблизительно так, – а потом удивляюсь:

– Наперебой?

– Я тоже сказал, что люблю тебя, бесенок, – произносит Иден, и его рука вдруг ложится мне на щеку. Разворачивает к нему снова. – И у меня это дольше, чем у тебя, уверен. Хотя, конечно, для признаний мы выбрали не самую подходящую обстановку.

Я невольно ловлю губами воздух – потому что заклятье в эти же секунды отпускает меня. И я понимаю: одно дело болтать все, что приходит на ум, под чарами, а совсем другое – смотреть в пылающие глаза избранника и слышать вот такое.

Дыхание сбивается. Сердце напоминает о себе – резкими, быстрыми ударами разгоняя по телу кровь и что-то еще. Нечто очень сладкое, болезненно-желанное. Глаза вдруг щиплет. В носу свербит, будто я на полном серьезе готова удариться в слезы. Нет, это уж точно перебор.

И я понимаю лишь запоздало.

Иден Рейм говорил, что любит меня. Не мне, а другим. При Глории – и ее потерянный вид приобретает новые краски.

Меня прерывает новый вздох Илмана, о котором я опять почти забыла.

– Что же, спасибо за откровенность.

Поворачиваюсь к ректору, понимая, что не очень-то и хочу. Разбивать этот невозможный момент. Но Иден убирает руку, и я вдруг решаю, что могу хотя бы самую малость: не бояться того, что будет дальше.

Я в кои-то веки чувствую, что все правильно. На меня накатывает умиротворение, слабость пропадает, а в голове вместо мыслей бьются фразы избранника.

«Я тоже сказал, что люблю тебя». Стихии!

Мы смотрим на Илмана, и я приказываю себе выдержать все, что получу. Он может лишить нас звания парников – и нам придется разорвать ритуальную связь, но теперь я смотрю на это иначе. Ведь это не повод расставаться. Нас могут отчислить – но, в конце концов, жалею ли я о том, как все сложилось?

Нет.

Суровый глава академии молчит подозрительно долго – а потом кладет руки на стол.

– Я согласен, что пара Альнара Тео и Глории Санди распалась не по вашей вине. И не считаю, что вы причинили вред другим студентам или нарушили работу академии.

– Серьезно? – реагирую я слишком слабо.

Илман действительно выглядит задумчивым – а еще странно удовлетворенным. Будто все, что я сказала, он каким-то образом хотел услышать.

– Я давно не видел такой пары, – продолжает ошарашивать меня ректор. – Не начни вы выгораживать друг друга, я бы, пожалуй, еще подумал. Ведь если мы вас выгоним хотя бы с факультета, это будет правильно с точки зрения урока остальным. Но, кажется, я все же не настолько помешан на справедливости. – Уголки его губ изгибаются, и я перестаю дышать. – И будущее академии, а то и нашей дорогой страны, меня волнует больше.

Я замираю, потому что его похвала – все-таки не то, чего я ждала.

– То есть мы останемся? – уточняет Иден. Не могу сказать, что слишком учтиво.

– Идите к себе, – велит Илман. – Восстанавливайтесь, Келли. И не болтайте о том, что вы здесь наговорили. Считайте, что у вас есть шанс начать все с чистого листа. Вы два крайне способных стихийника, между которыми возникло нечто очень ценное. Осталось не разрушить все это, а укрепить за год.

Я, кажется, улыбаюсь – слабо и пораженно.

Благодарю его как во сне. На меня накатывает облегчение – все же куда сильнее, чем я предполагала. Хочется упасть в кресло, и я лишь с трудом себя перебарываю.

Мы выходим, пробираемся мимо секретаря. А в коридоре Иден делает одно движение – и я оказываюсь впечатанной в его грудь.

Он прижимает меня так крепко, что я едва могу дышать.

– Демоны, бесенок. Тебя ни на минуту нельзя оставить одну – сразу рушишь все мои планы.

Голос у него – как будто тоже незнакомый. Гораздо нежнее обычного и недостаточно возмущенный.

– Это говорит мне дурак, который едва не бросил меня на произвол судьбы, – шиплю я в ответ.

Мы стоим так долгое время, а потом наконец идем в комнаты.

Я очень рада, что не в лазарет.

Со мной творится что-то немыслимое: по телу разливается приятная легкость и в голове почти пусто. Кажется, вся кровь в сердце, которое отрастило пару крыльев и порхает, как сумасшедшая ласточка, увидевшая первый весенний день.

Похоже на восторг. И на волнение. Мне здорово, очень, без шуток – несмотря на вернувшуюся слабость.

Потом мы наконец-то оказываемся в прихожей, где нет посторонних глаз и ушей. Там Иден разворачивает меня за плечи – а я застываю под его взглядом.

– Правда любишь? – спрашивает он так, будто держал это в себе несколько минут. Будто его не интересует ничто другое.

– Не заставляй меня повторять, – шепчу я. – Сама в ужасе.

Потом задумываюсь, потому что его руки снова на моем теле. Мы снова одни. Наконец-то! И, более того, в спокойной обстановке. Я вдруг с трудом понимаю, что Глория теперь вряд ли кому-то навредит, Илман узнал правду – и все проблемы, казавшиеся почти неразрешимыми, исчезли в один день.

Я так мечтала, что нам с Иденом дадут время друг к другу привыкнуть. Но, кажется, мы справились и без передышек.