взаимоотношении «критической личности», иначе говоря, личности, деятельностью которой делается история, и народных масс, следующих за ней, Лавров связывал с революционной практикой народничества. Под влиянием марксизма, в годы своей жизни за границей Лавров признал значение социально-экономического фактора для развития общества, но полагал, что, поскольку общественные процессы не отличаются линейной детерминацией и зависят от целеполагающей человеческой деятельности, роль субъективного фактора оказывается первенствующей.

Лаврову был присущ и общий интерес к психологии и ее судьбам. Он принимал участие в полемике по поводу статей, а затем книги К. Д. Кавелина «Задачи психологии», опубликовал в «Отечественных записках» рецензию «Г. Кавелин как психолог» (Лавров, 1872), в которой резко критиковал Кавелина и указывал, что его идеи не новы, и советовал читателям обратиться к Вундту и Спенсеру. И в то же время он поддерживал мысль о самоопределении психологии. Закономерности сознания Лавров предлагал исследовать на уровне слов, символических знаков, логических категорий.

В социологической концепции виднейшего идеолога русского народничества Н. К. Михайловского (см.: Парыгин, Рудаков, 1971; Рудаков, 1968) социально-психологические проблемы были связаны с представлением о ходе исторического процесса в целом и массовом революционном движении. Вопросы социальной психологии ставились им на основе идеалистической и метафизической социологической концепции, психологическому фактору в историческом процессе отводилась решающая роль: «Сознательная деятельность человека есть такой же фактор истории, как стихийная сила почвы или климат» (Михайловский, 1909, т. 6, с. 32).

В изучении социально-психологических явлений Михайловский видел средство объяснения исторического процесса и считал необходимым исследовать массовую психологию. Он воспринял идеи Лаврова о вожаках и народных массах и разработал свою теорию героев и толпы. Нельзя, однако, не заметить существенной разницы между взглядами Лаврова и Михайловского в понимании роли личности в истории. По Лаврову, нравственные идеалы, которыми руководствуются деятели истории, превращаются из достояния личности в достояние многих единомышленников, когда они становятся ими понятыми. Михайловскому свойственно представление о толпе, слепо подчиняющейся вожаку.

К психологии народных масс Михайловский обращался, полагая, что одним из условий успеха революционно-освободительного движения является изменение психологии народных масс. Он критиковал зарубежных буржуазных социологов (Г. Спенсера, Д. Ингрэма и др.) за то, что они не учитывали роли социально-психологического фактора в историческом процессе.

В коллективной психологии Михайловский видел новую науку, дело которой исследовать массовую психологию и социальные движения. «Коллективная массовая психология еще только начинает разрабатываться, и сама история может ждать от нее огромных услуг», — писал он (там же, 1914, т. 8, стб. 162). Законы, действующие в социальной жизни, надо искать в социальной психологии: «Надо установить некоторые общие черты психологии народных движений» (там же, 1909, т. 4, стб. 748). Психологию массовых социальных движений Михайловский рассматривал в свете своей теории героев и толпы, которая составляла существенную часть его социологической системы. Она была изложена в цикле статей, опубликованных в журналах в 1882–1893 гг.: «Герои и толпа», «Научные письма», «К вопросу о героях и толпе», «Патологическая магия», «Еще о героях», «Еще о толпе». Социальной, или, как он обычно писал, коллективной, психологии Михайловский касался и в ряде других статей, полагая, что она представляет «непочатый вопрос».

Излагая свою теорию героя и толпы, которая объединяет проблему народных движений, психологии масс и вожаков этих масс, приводя многочисленные примеры, Михайловский поясняет, что термины «герой» и «толпа» выбраны «не в похвалу» и «не в поругание», что у него нет и речи о культе героев, нет и отрицательного отношения. Героев создает та же среда, которая выдвигает и толпу, только концентрируя и воплощая в них разрозненные, бродящие в толпе силы, чувства, инстинкты, мысли, желания. «Героем мы будем называть человека, увлекающего своим примером массу на хорошее или дурное, благороднейшее или подлейшее, разумное или бессмысленное дело. Толпой будем называть массу, способную увлекаться примером, опять-таки высоко благородным или низким или нравственно-безразличным» (Михайловский, 1896, т. 2, стб. 97).

Толпа — самостоятельное общественно-психологическое явление, подлежащее специальному изучению. Управляет толпой ее вожак, выделение которого социально обусловлено, но не определенной системой отношений, а конкретной толпой в те или иные моменты исторического процесса. Герой становится центром, аккумулирующим умственную и нравственную энергию толпы. «Задача состоит, — писал Михайловский, — в механике отношений между толпою и тем человеком, которого она признает великим, а не в изыскании мерила величин. Поэтому заведомый злодей, глупец, ничтожество, полоумный для нас также важны, в пределах поставленной задачи, как и всемирный гений или ангел во плоти, если за ним шла толпа, если она им искренно, а не по внешним побуждениям, повиновалась, если она им подражала и молилась» (там же, стб. 99).

Исследовать надо «механику массового увлечения под влиянием одинокой воли» (там же). Не сам по себе герой важен, а лишь ради вызываемого им массового движения. «Для нас важен герой только в его отношении к толпе, только как двигатель» (стб. 100). Важно определить, чем обусловлены отношения между героем и толпой: характером данного исторического момента, данного общественного строя, личными свойствами героя, психическим настроением толпы или какими-либо иными элементами. «Массовое движение как общественное явление, в своих интимных самостоятельных чертах, как явление, имеющее свои законы, по которым оно возникает, продолжается и прекращается, остается совершенно даже незатронутым», — писал Михайловский и возлагал на коллективную психологию задачу изучения массовых движений в их самостоятельных и существенных чертах (стб. 105).

Центральной для Михайловского в его теории героя и толпы является проблема общения как между героем и толпой, так и межличностного общения в толпе. Механизмами общения он считал внушение, подражание, заражение, противопоставление. Из них главные — подражание толпы герою и взаимоподражание людей в толпе. Подражание бывает неосознанным и сознательным. В толпе обычно рождается неосознанное подражание, что обусловливается легкой внушаемостью толпы, податливостью ее внешнему воздействию, с одной стороны, и «магнетической силой» героя, его авторитетом — с другой. В статьях Михайловского много разнообразных примеров подражательности. Он ссылается на примеры из книги известного психиатра В. X. Кандинского «Общедоступные психологические этюды», где описывается патологическая подражательность у психически больных людей, на известные в истории психические эпидемии и другие факты, перечисляет ряд публикаций в русской периодической печати о наблюдаемой в Якутии нервной болезни мерячении, заключающейся в автоматическом подражании. По мнению Михайловского, объяснение подражательности надо искать в гипнотизме. «Кто хочет властвовать над людьми, заставить их подражать или повиноваться, тот должен поступать, как поступает магнетизер, делающий гипнотический опыт» (стб. 189). Подражание либо имеет в своей основе моментальное и сильное впечатление от вожака, или является результатом воздействия постоянных однообразных впечатлений. Явления автоматического подражания, их Михайловский называет «нравственной или психической заразой», имеют, по его мнению, тесную связь с явлениями повиновения, покорности.

К психологическим факторам развития общества Михайловский относил подражание, общественное