отказать некоторым богословам в прозорливости и дальновидности. Концепция Тареева, развернутая в первые десятилетия нового века, в канун Октябрьской революции, предвидит возможность социального переустройства и, по замыслу автора, должна быть применима в любых социальных условиях. Этому служат утверждение личностного характера религии, ее связи с психологическими особенностями человека, положение о том, что личность является носителем религии. Религия, по выражению Тареева, вечный перпендикуляр к направлению общественной жизни. И как бы ни пошло это направление, оно всегда будет иметь свой перпендикуляр. Словом, религия независима от социальных изменений. Тареев развивает идею о разнородности сфер жизни — лично-религиозной и общественно-условной — и заявляет о разнородности христианства в отношении к земным задачам общественного развития. Ему такое утверждение нужно для того, чтобы сразу отвергнуть все доводы об историчности религиозной идеологии. Он прямо говорит: мы должны найти такую формулу, которая бы ничего не урезывала в нашей культуре, но принимала всю природную и общественно-историческую жизнь во всей полноте и свободе ее естественных законов. Свое сочинение Тареев снабжает таким признанием: «И свое богословско-литературное призвание я вижу в том, чтобы провести по современной полосе жизни разделяющий меч Христов; я сознательно провожу границу между евангельски-чистою, духовно абсолютно личною религией и условно-общественной жизнью, развивающейся по своим природно-историческим законам» (Тареев, 1908, т. 4, с. 389–390).

Личность у Тареева — выразитель духовных закономерностей, сосредоточенных в религии и позволяющих ей не только сосуществовать в системе общественно-исторических закономерностей, но и противостоять им. За рассуждениями Тареева кроется противодействие марксизму, который в России стал знаменем рабочего революционного движения. «В лаборатории христианской философии выковывается меч, которым можно разрубить все узлы этической проблемы», — писал М. М. Тареев. Он не скрывает, против кого направлен этот меч, и сообщает план своей новой книги о научном социализме. План этот выдает страх православия перед грозной революционной силой пролетариата, руководимого марксистско-ленинскими идеями.

Что же собирался писать богослов? Он предполагал изложить, конечно, в своем учении, учение Маркса — теорию исторического материализма и материалистическую диалектику, учение о классовой борьбе, чтобы раскрыть, как указывал Тареев, «атеизм и имморализм Маркса и Энгельса», дать критику пролетарской этики, «коллективистического обоснования этики», дать «разбор социалистического тезиса: религия есть частное дело» (Тареев, 1916). Специальную часть будущей книги богослов намерен был направить против программы большевистской партии, против тех ее требований по отношению к религии, которые были сформулированы Лениным. Книга против марксизма, план которой был сообщен в 1916 г., осталась ненаписанной. Этому помешали исторические события — наступившая революция.

Великая Октябрьская революция открыла новую эпоху. Одним из первых актов Советской власти было отделение церкви от государства и школы от церкви.

15 декабря 1917 г. вышло подписанное В. И. Лениным постановление «О передаче дела воспитания и образования из духовного ведомства в ведение Наркомпроса». Все церковно-приходские школы, учительские семинарии, женские епархиальные училища, миссионерские школы и другие учебные учреждения, находившиеся в духовном ведомстве, переходили в ведение Советской власти. 23 января (5 февраля) 1918 г. был опубликован декрет «Об отделении церкви от государства и школы от церкви».

Социально-психологическими проблемами с точки зрения ортодоксального христианства и вопросами воздействия на сознание верующих, управления их поведением в православной церкви занимались и теоретики-богословы в духовных академиях, и те иерархи — епископы и митрополиты, — которым принадлежало практическое руководство деятельностью духовенства по всей России. Для них эти проблемы были важны и нужны, потому что, несмотря на закрепленное за церковью положение в государстве, ее владыки с тревогой следили за ростом атеизма и прилагали много усилий для того, чтобы удержать свою власть и влияние на народные массы в условиях нарастающего революционного движения. Решение социально-психологических проблем в этих условиях представляет особую линию в истории социальной психологии в нашей стране.

Глава 7

Социально-психологические проблемы в социологии и революционное движение

Во второй половине XIX в. складывается новая область знания — социология. В ней получают развитие разные теории, однако буржуазную социологию в целом отличает стремление объяснить общественные явления с позиций индивидуальной и коллективной психологии. Об этом писали такие видные социологи, как М. М. Ковалевский, Н. И. Кареев и др. Ковалевский считал целесообразным положить в основу науки об обществе «учение о природе междуумственных процессов, т. е. общественную психологию» (Ковалевский, 1905, с. 9). Исследование психологии толпы, групп, наций привлекает внимание социологов.

Признавая близость социологии и психологии, отмечая важность социально-психологических проблем, необходимость исследовать коллективную психологию, русские социологи двояко решали вопрос об отношении психологии и социологии: либо психологию относили к фундаментальным наукам и в ней искали объяснительные принципы для социологии, либо в социологии усматривали основание психологии. Значительное влияние в конце века в русской буржуазной социологии приобрело психологическое направление, которое получило выражение в субъективистской социологической школе, опирающейся на позитивистскую методологию.

Это направление декларировало свою связь с психологией, которую оценивало как многообещающую дисциплину, принадлежащую к преуспевающему естествознанию. Представители этого направления считали, что основой социологических построений должна стать человеческая личность, сознание которой определяет общественный прогресс. Из психологических свойств и потребностей людей ими выводилось определение природы общества. Натурализм и идеализм в понимании общества проявлялся в виде абсолютизации биологических и психологических потребностей людей.

Основы субъективной школы социологии, видевшей свою опору в психологии, были заложены в России П. Л. Лавровым. В конце 1860-х годов он привлек внимание передовой общественности своими «Историческими письмами», которые были восприняты как призыв к революционной борьбе и движению в народ. Лавров критиковал органицизм и социал-дарвинизм в социологии, справедливо утверждая, что между понятиями биологического организма и понятием общества имеется существенная разница. Исходя из «антропологической точки зрения», он высказывал мысль о том, что человек должен быть в центре современной науки, и отсюда выводил необходимость опирающегося на психологию субъективного метода в социологии. Историк и социолог И. И. Кареев отмечал, что социология П. Л. Лаврова «имела не экономическую и не политическую, но психологическую основу» (Кареев, 1901, с. 51).

Лавров поднимал вопрос о роли и значении для прогресса общества человеческой деятельности, направляемой потребностями и влечениями, стремлениями и целями. Он характеризовал разного рода потребности человека: во-первых, бессознательные органические; во-вторых, обусловленные общественной средой; в-третьих, высшие потребности, осознаваемые личностью. Этап субъективного антропологизма Лавров считал исторически новым этапом человеческой мысли и с ним связывал дальнейшее общественное развитие страны, в котором движущей силой истории станут «критически мыслящие» личности, т. е. передовая интеллигенция. Он преувеличивал роль субъективного фактора в истории и утверждал, что «общественные формы являются как изменяющиеся в истории продукты общественного творчества личностей в виду их блага и потому личность всегда имеет право и обязанность стремиться изменить существующие формы сообразно своим нравам и идеалам.» (Лавров, 1947, т. 2, с. 640).

Социально-психологические вопросы о