Я кончаю эту главу в августе 2007 года. Под давлением уличных протестов и кровопролитий правительство Пакистана было вынуждено восстановить Верховного судью, Ифтикара Чадри, в его должности. 12-го августа генерал Мушарраф, выступая по радио, признал, что армия не контролирует Северо-Западный район страны, полностью захваченный талибами, возобновившими военные операции в Афганистане. Количество терактов на афганской территории возросло в три раза по сравнению с 2002 годом.78

Благомыслящие идолопоклонники демократии в Европе и Америке требуют проведения всеобщих выборов в стране. Если это произойдёт, нет никакого сомнения, что у избирательных урн победят исламисты. Смирится ли армия с утратой власти? Или она последует примеру алжирских военных и объявит результаты выборов недействительными, что будет грозить гражданской войной? Кроме того, очень велика вероятность того, что убийцы, охотящиеся за президентом Мушаррафом, достигнут своей цели. И что тогда? Успеет ли армия найти достойного преемника ему и спасти страну от хаоса?

Когда развалился Советский Союз, многие опасались, что огромные ядерные арсеналы будут разворованы, попадут в руки террористов, станут объектом купли-продажи. К счастью, этого не произошло. Россия, при всех пережитых трудностях переходного периода, продемонстрировала достаточно высокий уровень правосознания и сумела восстановить государственный контроль над вооружёнными силами. Но можно ли надеяться, что в вечно бурлящем Пакистане произойдёт то же самое? При том, что сотни тысяч джихадистов во всём мире только и мечтают дорваться до детища Абдул Хана?

Недавнее землетрясение в Японии повредило крупную атомную электростанцию, привело к опасной утечке радиоактивных веществ. Социальные потрясения в Пакистане легко могут привести к утрате контроля над термоядерным оружием.

Но даже если этого не произойдёт, если генералу Мушаррафу и его наследникам удастся сохранить централизованную систему управления государством, нет никакого сомнения в том, что десятки стран Азии, Африки, Южной Америки в ближайшее время последуют примеру Пакистана. Абдул Хан показал всем, как это в сущности легко: нужно только быть прилежным и не лениться собирать всю необходимую информацию, разбросанную на бескрайних просторах журнальных страниц, библиотечных полок, Интернета. Сколько приезжих студентов входят сегодня в аудитории американских и европейских университетов с единственной мечтой: сделаться "отцом атомной бомбы" — сомалийской, нигерийской, индонезийской, ангольской, марокканской, колумбийской, перуанской! Пакистанцы сумели — чем мы хуже?! Сдержать распространение атомного оружия окажется такой же невыполнимой задачей, какой были попытки ограничить распространение пороха.

Но всё это — страхи и головная боль ближайшего будущего.

Сегодня же весь мир с тревогой вполне оправданной ловит новости из Пакистана, празднующего своё 60-летие. Ибо страна эта легко может стать неким мировым Чернобылем, и никто не в силах предсказать, какое облако вырвется из неё завтра.

Проведённый нами обзор опасных племён сегодняшних бетинцев, конечно, далеко не полон. Отдельной главы безусловно заслуживают алжирцы — по уровню жестокости их джихад, кажется, превзошёл все другие. Обманчивое затишье в Чечне может означать просто перемещение чеченских террористов в соседнюю Ингушетию и Кабардино-Балкарию: в августе-сентябре 2007 года участились сообщения о нападениях на российские войска в этих регионах. Не утихают гражданские войны в Афганистане, Сомали, Судане, Шри Ланке, Филиппинах, а гражданская война в современном мире всегда чревата терактами за пределами страны. Есть исламисты, которые почему-то верят, что великий и победоносный вождь джихада, долгожданный предводитель Аль-Махди, появится из Йемена.1

Однако, как бы мы ни расширяли объём нашего исследования, пора признать, что с поставленной задачей нам справиться не удалось. Найти среди враждебных — противостоящих нам сегодня — племён грядущих гуннов, норманов, монголов, предугадать, какое из них выбросит на историческую арену Аттилу, Чингис-хана, Тамерлана, мы не смогли и вряд ли сможем. Мерещится даже такая возможность: он не будет конкретным человеком, а окажется мифическим электронным персонажем, созданным — сочинённым — группой заговорщиков, тем самым Аль-Махди, но живущим в киберпространстве, отдающим приказы через вебсайты в Интернете при помощи шифра, известного только командирам армий наступающих бетинцев. У него не будет семьи, биографии, национальности, лица (изображения человека ведь всё равно запрещены Кораном), враги никогда не смогут найти и арестовать его, он останется невидимым, грозным, бессмертным.

Да, этого будущего вождя — живого или электронного Аттилу, — так страстно ожидаемого мусульманами всего мира, мы разглядеть не в силах. Но армии бетинцев, которые он поведёт за собой, уже здесь, перед нами, они начали военные действия до появления главного вождя точно так же, как гунны начали нападать на Рим лет за пятьдесят до появления Аттилы. Эта война тянется уже то ли двадцать, то ли — по другим исчислениям — все сорок лет, мы потеряли в ней десятки тысяч бойцов и мирных жителей, но продолжаем от страха выбирать в правители Чемберленов, которые убаюкивают нас уверениями, что никакой войны нет, а есть только отдельные нарушения порядка и законности, которые можно подавить отдельными карательными экспедициями в далёкие страны — Сомали, Афганистан, Ирак.

Думается — хотелось бы надеяться, — что у читателя, прочитавшего эту книгу, таких иллюзий не осталось. Война идёт, к ней нужно отнестись со всей серьёзностью. Автор честно предупредил с самого начала: книга обращена к тем, кто готов защищаться. И всё же представляется естественным, чтобы сторона, подвергшаяся агрессии — то есть индустриальный мир, — ещё раз тщательно исследовала все возможности мирного разрешения конфликта. Давайте ещё раз вглядимся в лица нападающих, вслушаемся в их боевые крики, в лозунги и проклятья, и постараемся понять

Мы уже пытались ответить на этот вопрос в главе о саудовцах (II-3) и в главе "Непокорный бетинец" (I-5). Перечислим ещё раз вкратце те реальные утраты, которые мусульманин провидит в победном вторжении в его жизнь индустриальной эры.

Первое: он безусловно утратит гордое сознание своего превосходства над людьми других вероисповеданий; если он захочет, чтобы машиностроители приехали помогать его стране, ему придётся терпеть на улицах своих городов церкви, костёлы, синагоги и даже буддистские храмы.

Второе: он должен будет — стиснув зубы — смириться с тем, что он привык считать пределом падения в бездну порока: женщин с открытыми лицами, ногами, плечами, мужчин, поднимающих бокалы с вином, кинотеатры и телевизоры, музыку из репродукторов, танцы на площадках ресторанов и прочие мерзости.

Третье: страшное сомнение будет терзать его — почему Аллах не карает неверных за их порочность? Почему сделал их богаче и сильнее него — блюдущего заветы пророка, отказавшегося от наслаждений, даруемых языческими богами, Бахусом и Эросом? Что если не все заветы несут в себе абсолютную истину?