А вопрос был очень болезненный! Когда в Москве узнали про разгром князя Уруса на Кош-Яике, боярин Борис Годунов весь день ходил с улыбкой от уха до уха.

– Показали степным говнюкам, – повторял он. – Молодцы казаки! – он смеялся и сжимал боярские кулаки в сиявших перстнях. – Постояли и за себя, и за нас весёлые разбойнички…

А теперь всё менялось – и на глазах!

– Что же ты хочешь, князь Урус? – спросил русский посол.

– Я хочу, чтобы с тобой в Москву мой брат поехал и царю слово моё передал. И от этого слова будет зависеть, кто мне отныне будет твой царь – старший брат и друг, защитник мой или враг лютый. Вот что я хочу. От этого посольства будет всё зависеть: на чьей стороне Большие Ногаи встанут – на сторону Руси или Крыма.

Ивану Хлопову оставалось только кивнуть:

– Воля твоя, князь, собирай сына в дорогу: вместе нам в Москву плыть…

Освободилась Волга от казаков! Не смотрели более ногайцы с затаённым ужасом на малые реки, впадающие в реку великую: а вдруг вылетят струги? Вдруг посекут их, степняков, без жалости? Ушли казаки на Дон и Яик. Царской становилась Волга год от года…

Через пару недель вместе с Иваном Хлоповым в Москву прибыл брат князя Уруса – Яраслан-мурза. Его Иван Хлопов и привёл к Борису Годунову.

– Пресветлый боярин, – поклонился Хлопов, уже знавший, каким чёрным вестником он стал, – мурза Яраслан сам хочет передать тебе слова брата своего князя Уруса. От решения престола будет зависеть, останутся с нами Большие Ногаи или врагами нашими станут. Только разреши мне удалиться, пресветлый боярин…

– Ступай, Ваня, – кивнул Борис Годунов. И когда посол откланялся, обратился к ногайцу: – Ну, Яраслан-мурза, слушаю тебя…

– Князь Урус, волей Всевышнего владыка Больших Ногаев, велел передать так: изловите казацких атаманов Матвея Мещеряка да Богдана Барбошу и прочих воровских атаманов и накажите их за то, что они не раз владения младшего брата русского царя – князя Уруса – лютым ограблениям подвергали, людей его побивали жестоко и в полон брали, за разграбленную столицу Ногаев – Сарайчик – накажите, – глаза Яраслан-мурзы превратились в тонкие щёлочки. – И не как-нибудь – смертной казнью накажите! И осудите вначале как разбойников! Как подлых грязных воров осудите! Так сказал князь Урус! Чтобы другим разбойным атаманам неповадно было ногайцев трогать. Вот тогда князь Урус и поверит Москве. Тогда он и присягнёт русскому царю как своему старшему брату и даст ему воинов для похода на Крым. Но это условие, пресветлый боярин, безоговорочное!

– И как я тебе достану этих атаманов? У меня волшебного слова такого нет…

– А ты найди, боярин! – процедил Яраслан-мурза.

– Экий ты прыткий! Да я не такой!

– А ты стань таким! Вымани их! Царским словом вымани!

– Да не слушают они царя, мурза! Они сами себе цари!

– Вы нынче людишек собираете супротив Крыма, в Самаре да Астрахани, так? Вот, пожалуй, и предлог будет позвать ваших казачков.

– Иуду из меня сделать хочешь, Яраслан-мурза?

– Друга в тебе ищу, боярин! – хитро и зло усмехнулся ногаец. – Каким ты обязался нам быть! Я тебе условие князя моего, господина и брата, назвал. Без него князь Урус станет врагом всей Руси – и вовеки вечные!

– Я понял тебя, – кивнул Годунов. – Иди, Яраслан-мурза, отдохни в покоях царских, отбрось тревожные думы. Поживи пока в свою волю, а я покумекаю. И с царём мне должно поговорить…

– Покумекай, боярин, покумекай, – кивнул гость Москвы. – У меня есть время! У тебя его мало!..

Теперь Борис Годунов был единственным советником царя. Богдан Бельский не выдержал натиска придворных интриг и был временно отстранён: еще в 1584 году он был обвинён в измене и сослан в почётную ссылку в Нижний Новгород. И хотя он уже вернулся в Москву, но в больших делах не участвовал. Годунов, и только он один как шурин, имел должный подход к царю. На карту была поставлена великая игра на южных границах Руси. Сбить с престола одного крымского хана и поставить другого, но союзника Москвы, стало бы великим делом на пользу отечеству! И, как всегда, в таких случаях чем-то надо было поступиться…

Годунов позвал писаря и стал диктовать ему грамоту воеводе Самары князю Григорию Засекину.

Весной из Самары выходили стрелецкие и казачьи части в сторону Астрахани. Вышли полторы сотни на лошадях и под командованием атамана Матвея Мещеряка. Под Увеком, звавшимся ещё Сары-Тау, когда-то окраинным, но цветущим городом Золотой Орды, казаков нагнал гонец из Самары.

– Атаману Мещеряку! – протянул он пакет.

– Читай! – приказал атаман. – Чего от меня понадобилось князю Засекину?

Гонец в стрелецком кафтане открыл пакет и громко прочёл:

– «Повелеваю атаману Мещеряку именем государя срочно вернуться в Самару для дела государственной важности. Объяснение атаман получит лично».

– Что за дела такие, да ещё государевой важности? – спросил Тимоха Болтун. – А, посыльный, не скажешь? Не доверил тебя тайну сию князь Засекин?

– Никак нет, не доверил, – замотал тот головой.

– Такую дорогу проделали! – посетовал Болтун. – Ну так что, атаман?

– А что? – усмехнулся Матвей. – Прав был Барбоша: я теперича – не вольный казак! Я теперь на службе государевой… Вы вот что, в Увеке меня ждите…

– Я, коли что, с тобой поеду! – бойко сказал Болтун.

– А кто тебя отпустит? – усмехнулся Матвей. – Конечно, поедешь! – он отобрал ещё трёх казаков. – Скоро будем!

И вместе с гонцом они быстро ушли вдоль берега вверх по Волге.

Через несколько дней Матвей Мещеряк въехал в ворота Самары. Недобро глядели на него стрелецкие головы, вот что заметил Матвей! И стрельцы отводили глаза. Атамана проводили к Засекину.

– Здорово, князь! – приветствовал хозяина Самары казак. – Зачем звал? Что за государева важность такая?

Князь встретил казака острым, как сталь, взглядом.

– Тебя велено арестовать, Матвей, – сказал Засекин.

– Что?! Шутки шутишь?!

– Не шучу, – покачал тот головой.

– Не верю! – Мещеряк потянулся к сабле. – Чтобы меня, атамана!..

Но двери распахнулись, и в избу самарского воеводы влетели с десяток стрельцов с пищалями и топорами.

– Лучше не противься, Матвей, – сказал Засекин. – И меч отдай…

Мещеряк снял пояс с саблей и бросил на стол.

– Кем велено-то? Скажешь?

– Не мной – царём всея Руси, – только и ответил Засекин.

– Ногайцы меня выторговали, верно?! – вспыхнул атаман и шагнул к князю. Но тот и глазом не моргнул, как стрелецкие топоры сразу оказались у горла казацкого атамана. – И ты с самого начала о том знал?!