Падчерица Екатерины, принцесса Мария, тоже была шокирована. Вместе с Елизаветой они вскоре после возвращения ко двору присоединились к двору мачехи — в знак уважения к умершему отцу. Поскольку у нового короля не было королевы, незамужние дамы не могли присутствовать при дворе без дамского двора, и Екатерина с удовольствием подчинилась этому правилу. Сеймур оценил ситуацию совершенно неправильно. Он обратился к Марии с просьбой помочь ему убедить Екатерину вступить с ним в брак. Мария резко отказала. Хотя она была очень близка со своей последней мачехой, но сразу же покинула ее двор и никогда не простила Екатерину за поступок, который сочла жестоким оскорблением памяти своего отца.

Елизавета была более прагматична. Она предпочла остаться с мачехой в Челси. Когда Мария узнала об этом, то пришла в ужас. Она сразу же написала Елизавете письмо, советуя дистанцироваться от Екатерины: «Тело короля, нашего отца, не успело еще остыть, как королева, наша мачеха, так постыдно оскорбила его». С необычной дальновидностью она писала, что пребывание в Челси пагубно скажется на репутации Елизаветы, и предлагала ей место при собственном дворе в Нью-Холле, в Эссексе. Елизавета дала почтительный, но философский ответ. Она заявила Марии, что они должны «с терпением воспринимать то, чего нельзя исправить». Далее она разумно добавляла, что хотя поведение Екатерины не совсем правильно, но «королева проявила ко мне такую любовь и оказала мне столько милостей, что я должна очень тактично вести себя с ней, чтобы не показаться неблагодарной и недостойной такого отношения»[401].

У младшей принцессы, которой исполнилось тринадцать, могли быть и другие, менее достойные причины оставаться в Челси. Хотя слухи о том, что Сеймур ухаживал за ней, не имели оснований, девочка явно была влюблена в нового супруга своей мачехи и краснела каждый раз, когда о нем говорили. Она была откровенно рада возможности проводить больше времени в его обществе, хотя (как ей казалось) перспектив ухаживания и не имелось.

Поместье Челси являлось частью наследства Екатерины, полученного от Генриха. Поместье располагалось на красивом участке на берегу Темзы. Особняк окружали сады и леса. Красивый двухэтажный особняк из красного кирпича был прекрасно обставлен и имел целый ряд удобств, которые в те времена считались роскошью, — здесь был даже водопровод: вода подавалась по трубам из ближайшего источника.

Екатерина и ее новый супруг опекали не только Елизавету, но еще и приняли на себя опеку и брачные права леди Джейн Грей, правнучки Генриха VII и кузины принцессы[402]. Амбициозный отец Джейн, герцог Саффолк, позже утверждал, что согласился на это, потому что Сеймур пообещал выдать Джейн замуж за Эдуарда. Джейн поселилась в Сеймур-Плейсе, хотя периодически бывала и в Челси. Она вполне могла вместе с Елизаветой учиться под руководством известного ученого, Уильяма Гриндела.

Обе девочки любили учиться и обладали исключительно острым умом. Но Елизавета была более искушенной, чем ее кузина. В счастливое время при дворе Екатерины юная принцесса развивалась не только интеллектуально, но и сексуально. В четырнадцать лет она расцвела, превратилась в юную девушку с тонкими чертами лица и фирменными рыжими волосами Тюдоров. Елизавета была бы завидной партией для любого жениха — и совершенно неотразимой для супруга своей мачехи.

Рано утром, когда двор еще не проснулся, Елизавета и ее преданная гувернантка Кэт Астли были шокированы неожиданным появлением в спальне лорда-адмирала. Заметив выражение их лиц, он с улыбкой пояснил, что зашел пожелать принцессе доброго утра[403]. Вскоре утренние визиты Сеймура в спальню Елизаветы стали привычным делом. И чем чаще он появлялся, тем более распущенно вел себя. «Он много дней приходил в комнату леди Елизаветы до того, как она была одета, а порой и до ее пробуждения, — позже вспоминала Кэт Астли. — И если она поднималась, он желал ей доброго утра, спрашивал, как ее здоровье, и фамильярно хлопал ее по спине или по ягодицам».

Кэт, безоговорочно преданная своей царственной подопечной, но опасно легкомысленная, никак не защищала Елизавету от скандального внимания Сеймура, а даже поощряла эти визиты. Она устраивала тайные встречи влюбленных, пренебрегая запретами, о которых должна была помнить, — в частности о королевской крови. Как-то раз она даже позволила своей подопечной отправиться на романтическую прогулку по Темзе поздно вечером в обществе одного лишь лорда-адмирала.

Естественно, что вскоре ситуация вышла из-под контроля. Кэт рассказывала, как ее юная подопечная пряталась под покрывалами, искушая Сеймура «прийти к ней». К этому времени встревожилась даже мистрис Астли. Когда лорд-адмирал «порывался поцеловать ее [Елизавету] в ее постели», она запретила это и велела «устыдиться и немедленно уйти»[404].

То, что начиналось как невинный флирт, постепенно переросло в нечто более серьезное. Хотя точное время скандала нам неизвестно, по-видимому, это событие совпало с беременностью Екатерины, то есть произошло в конце 1547 года. Счастливая тем, что у нее наконец-то будет ребенок, Екатерина не заметила растущего увлечения мужа ее юной падчерицей. Возможно, из-за недомоганий, связанных с началом беременности, ей приходилось больше, чем обычно, времени проводить в личных покоях. Они с Сеймуром наверняка воздерживались от сексуальных отношений, чтобы не повредить ребенку.

Кэт Астли тщетно пыталась сдержать Сеймура. Он снова и снова приходил в спальню Елизаветы, одетый лишь в ночное одеяние. Гувернантка заявила, что «это невиданно — приходить в спальню девушки с босыми ногами», но сексуально озабоченный Сеймур лишь выругал ее. «Что я делаю? — кричал он. — Пусть все это видят!» После этого скандала он в ярости вылетел из спальни[405]. Гувернантка Елизаветы решила, что нужно рассказать Екатерине о поведении ее мужа. Но Екатерина не восприняла ее слов всерьез и заявила, что Сеймур так проявляет симпатию к своей новой падчерице. Но все же она предложила мужу сопровождать его во время утренних визитов к Елизавете в будущем.

Впрочем, вскоре Екатерина поняла, что у подозрений Кэт есть более чем убедительные основания. Удивительно, но она не стала сдерживать супруга, а, напротив, сознательно ему помогала. Однажды она даже удерживала руки Елизаветы, когда ее муж резал платье девушки «на сотню кусочков»[406]. Такое поведение считалось наивностью беременной женщины. Но, скорее всего, она понимала: если она будет настаивать на том, чтобы Сеймур оставил Елизавету в покое, то лишь повысит привлекательность девушки в ее глазах. И тогда она решила излечить мужа от временной влюбленности, позволив ему хотя бы пригубить завоеванный приз.