В ярости от непривычной тяжести на спине лошадь встала на дыбы, прыгнула и устремилась вперед.

Серебряная Снежинка краем уха слышала, как Вугтурой приглашает фу ю и юе чи — тех, кто не бежал, к смеху оставшихся, — спешиться и воспользоваться его гостеприимством. Она знала, что должна встать, встретить их, как положено, как подобает королеве. Но знала также, что у нее нет ни сил, ни желания делать это — теперь, после смерти Ивы.

Она закрыла глаза и захотела погрузиться во тьму. Но, к ее изумлению, теплые руки подняли ее и удержали.

— Я не могу позволить тебе так горевать, — говорил ей муж. — Что бы сказала она, если бы увидела? Серебряная Снежинка подавила рыдание.

— Она отругала бы меня за то, что я подвергаю опасности ребенка, усыпила бы меня.., усыпила своими горькими травами.

— Тогда прислушайся к памяти о ней, — приказал Вугтурой. — Я.., мы всем ей обязаны. Что ты хочешь, чтобы мы сделали? Скажи только слово, и у нее будут такие похороны, каких не видели степи.

Соболь ахнула.

— Вы только посмотрите!

Две большие лисы, в противоположность обычаю своей породы — лисы, когда возможно, прячутся от людей, — выползли из высокой травы и сели возле тела Ивы, толкая ее носами. Когда Ива не ответила, они резко залаяли, словно заплакали, и снова исчезли.

Серебряная Снежинка печально смотрела им вслед.

— Похороны, каких не видела степь? — повторила она вопросительным тоном слова мужа. — Скажи лучше — похороны принцессы. Могу я попросить…

— Все, что угодно, — ответил Вугтурой.

— Тогда пусть мою Иву похоронят на границе Чины и земель шунг-ню, где-нибудь под зелеными деревьями и вблизи текучей воды. Пусть над ней устроят насыпь, и пусть эта насыпь зеленеет даже среди зимы. Это место должно стать святилищем для всего живого, таким, что ни один охотник не смеет приходит туда. Пусть такова будет память о девушке, верной и ханьцам и шунг-ню, и людям и лисам.

— Пусть женщины подготовят все к погребению. Да будет так, — сказал Вугтурой. — Выедем до начала зимы. Может, с нами поедут и люди из гарнизона. Твоя Ива упокоится до выпадения снега. Но сейчас ты должна пойти со мной и помочь закрепить новый мир. Ведь не зря у тебя такое имя.

Она позволила мужу увести себя к большой юрте, где она по крайней мере вначале должна будет приветствовать воинов из других племен, новых друзей и союзников. За ними слышался плач по Иве, которую в смерти будут приветствовать так, как никогда не приветствовали при жизни. Серебряная Снежинка гадала, а что бы подумала об этом сама Ива.

— Я попрощаюсь с тобой позже, — обратилась она к памяти своей подруги. — Я никогда тебя не забуду, и когда наступит время моих собственных похорон, я присоединюсь к тебе, и мы вместе, как всегда, будем охранять эти земли.

Она смахнула слезы и наклонила голову. Но неожиданно ахнула, схватившись за живот. Глядя на нее, Вугтурой в тревоге остановился, его обветренное лицо посерело. Серебряная Снежинка знала, что из-за колдовства и яда Острого Языка он потерял в прошлом детей.

— Все в порядке, — сказала она. — Просто меня пнул наш сын.

— У него смелость матери, — ответил Вугтурой. — И его мать должна сесть.

И в этот момент и впоследствии Серебряная Снежинка готова была поклясться, что услышала смех Ивы.

Придворные чиновники согласовали протокол и порядок приема за месяцы до приезда в Шаньань сына и наследника шан-ю. О принце много говорили и во внутреннем дворе. Некоторые утверждали даже, что когда-то его мать жила здесь, а потом была отправлена в изгнание в степи.

Полуварвар — полуханец. Досужие рассуждения о том, что он, подобно всем шунг-ню, питается сырым мясом, или что он алхимик, или что его повитухой была лиса-привидение. По внутреннему двору ходили такие нелепые слухи, что даже любители сплетен евнухи вынуждены были приглушать их. Но в одном все наконец сошлись. Принц шунг-ню приезжает в Шаньань не вести переговоры о мире и не жениться на ханьской принцессе — пока во всяком случае, — а чтобы научиться жить, как народ его матери.

Интересно будет посмотреть, как это у него получится, подумал главный евнух и обратился к гораздо более важному вопросу о взятках. После того как несчастный Мао Йеншу оставил на столбе свою голову из-за такого пустяка, как неточный портрет, приходится быть особенно осторожным. Может, этот принц-варвар окажется щедр.

Молодой человек, который наконец прибыл в Шаньань в сопровождении отряда мрачных и вооруженных до зубов воинов, был одет в шелка и меха. К луке его седла была прикреплена лютня, и он бегло и правильно говорил на языке Чины. Даже воины, сопровождавшие его и отобранные за терпеливость, спокойствие и стойкость (а это означало, между прочим, что с ним было гораздо меньше спутников, чем должно сопровождать наследника шан-ю), поражались высоте и ширине городских стен. Сам шан-ю предупреждал их, чтобы они не считали Шаньань просто большим зимним лагерем; он больше походил на огромную западню.., для этого есть слово «тюрьма» — закрытое помещение, куда бросают человека и откуда он не может выйти. Это город моей матери, земля моей матери, сказал им принц; и, уважая Серебряную Снежинку не меньше ее сына, они кивнули и приняли то, что не могут изменить.

Но на мгновение сам принц мысленно восстал. Он свободный человек степей, он привык ездить, куда хочет. Как можно заставлять его провести несколько лет своей жизни среди этих стен и под крышей? Позади недовольно ворчали его люди, а сопровождавшие их солдаты Чины сомкнули ряды и выглядели мрачными.

Этот мрачный вид привел в себя принца. Он бросил своим воинам предупреждающий взгляд, зная, что они будут пристыжены, если он упрекнет их в присутствии людей Чины, которые считают их варварами. Если он не возражает, они тоже не должны возражать.

Он не возражал, когда отец приказал ему ехать в Шаньань: шан-ю Вугтурой избран небом, и противоречить ему бессмысленно, как узнал даже его собственный брат. Разве не Вугтурой объединил все воинственные кланы шунг-ню?

И точно так же как не мог он возразить отцу, не мог и не выполнить свой долг перед матерью, сидевшей всегда рядом, держа в руках какую-то вышивку, которую он может видеть, и узду от сердца отца и сына, чего увидеть нельзя. Не просто не по-сыновьи ослушаться ее; это вообще немыслимо.

Она такая маленькая; ее некогда бледная кожа потемнела и обветрилась от жизни, проведенной среди шунг-ню под святым небом; темные задумчивые глаза окружены сетью тонких морщинок, которые появляются, когда долго смотришь вдаль — либо на степи, либо в глубину своих мыслей; невероятно длинные светлые пряди покрылись серебряным налетом, похожим на ее имя, которое смеет произносить только сам шан-ю.

Принц знал, что его поездка на родину матери значит для нее очень много. Как воин с воином, он мог бы в разговоре пожаловаться, что его посылают в город, который, по мнению шунг-ню, всего лишь роскошная тюрьма. Отец жил среди ханьцев и чувствовал тревогу и нежелание сына. Но как же его мать, которая смирилась с изгнанием из своей родины? Она такая маленькая и хрупкая; и несмотря на это, такая отважная. С тех пор, как он сел на коня, слышит он рассказы о том, как смело встала она перед правителем юе чи и прекратила старую вражду, которая вызвала измену и едва не привела к войне. Его мать — королева, которая принесла мир шунг-ню; год жизни в стенах — не слишком большая плата за то, чтобы доставить ей удовольствие.