— Тогда где же ты?

— Я — в самой глубине больной человеческой души.

Заныли зубы, и Николас крепко стиснул челюсти, чтобы не чувствовать боль.

— Ты можешь перестать говорить загадками?

— Что здесь загадочного? По-моему, я довольно понятно выражаюсь.

— Так что же ты хочешь, в конце концов?

— Чтобы ты меня согрел…

Николас отчаянно рубанул рукой воздух, оглянулся и растерянно посмотрел на Милли. Та, в свою очередь, беспомощно развела руками.

— Хорошо, Дженни, — он вытер пот со лба. — Я обещаю тебе сделать то, что ты просишь.

— Ты меня опять обманешь.

— Нет. Обещаю в последний раз.

— Когда?

— Сегодня вечером.

— А как же твой друг?

— Какой друг?

— Друг, который по ночам находится рядом с тобой.

Черт! Она знает всё!

Николас скрипнул зубами.

— Его больше здесь не будет.

— Ты говоришь правду? — Да.

— Хорошо. Я поверю тебе в последний раз.

В трубке послышались короткие гудки. Продолжая держать её в руке, Николас обернулся.

— Ну что? — шёпотом спросила Милли.

— Она придёт.

— Когда?

— Сегодня ночью. Надо позвонить детективу.

20 августа. Ночью

На ночь Николас выпил изрядное количество кофе, рассчитывая не заснуть, как можно дольше. Но всё-таки после полуночи сон его сморил.

Детектив не приехал, как он его и просил. Поэтому, когда Николас проваливался в распахивающуюся чёрную бездну, в голове мелькнула мысль: «Может, оно и к лучшему, что я один. Не нравится мне только, что я засыпаю…».

Через минуту он уже спал ровным, глубоким сном.

Проснулся Николас от внезапного, внутреннего толчка. Приоткрыв глаза, он увидел, что в кресле напротив кровати сидит человек.

«Спокойно, — подумал он. — Сейчас главное — не совершать резких движений. И не дать страху проникнуть в душу».

Глаза постепенно привыкали к темноте, и черты лица сидящего проступали все более отчётливо. Сомнений не оставалось — это была Дженни. Стройная, красивая, обнажённая, кутающаяся в полупрозрачный газовый шарф.

Девушка с картины.

Николас машинально перевёл взгляд на портрет. Центральной фигуры не было.

— Как Тебе это удаётся? — шёпотом спросил он.

— Что? — девушка с картины грациозно сменила позу, закинув ногу на ногу. — О чём ты говоришь, Ник?

— О картине, — Николас провёл ладонью по лбу. — Ты действительно с неё сходишь?

— Картина напоминает обо мне, — шёпот был лёгким, но в то же время таким безрадостным, что у Николаса защемило сердце. — Кроме неё у тебя больше ничего не осталось.

— Мне напоминает о Тебе этот Дом.

— Он не может этого делать. Ты сам говорил, что он только высасывает жизнь.

— Откуда Ты… Ах, да, извини, я совсем забыл, что Ты всё знаешь…

— Я знаю больше, чем ты думаешь, Ник. Самое главное, что я в курсе всех твоих потайных желаний.

— Каких?

— Вернуть меня.

Николас почувствовал, как правую ногу прихватывает судорога.

— Но ведь Ты уже вернулась!

— Нет. Теперь я могу сказать правду. Это — не я. Я — не настоящая Дженни. Та, настоящая Дженни, в самом деле, умерла.

Сердце превратилось в шар с острыми кровавыми шипами. На мгновение всё вокруг заполонила тьма, в которой мелькнули абстрактные красные фигуры.

— То есть, — во рту пересохло, язык отказывался повиноваться, — как это умерла?

— Очень просто. Ты сам Её умертвил. Ты желал этого, Ник, ты говорил, что для тебя Она больше не существует. Три недели ты ломал безумную комедию. Лишь для того, чтобы потешить своё самолюбие. Ты не изменился за эти годы, Ник. Ты так и остался эгоистом.

— Неправда! — Николаса бросило в жар. — Ты прекрасно знаешь, что всю жизнь я жил только ради Тебя! Я сделал для Тебя всё…

— И одновременно ничего, — перебила она. — Ты никогда не хотел понять Её.

— Я пытался, — Николас закусил нижнюю губу. Просто то, что Ты иногда хотела, шло вразрез с моими устоями…

— Именно этим ты мотивировал свои желания. На самом деле всё было иначе. Свои устои ты навязывал Ей сам. И Ей оставалось лишь соглашаться.

— Неправда, ты и так всегда соглашалась со мной!

— Не я, Она. Делала вид. Потому как не могла иначе. Думала, что рано или поздно ты сам все поймёшь.

— Получается, что я не понял?

— Получается, нет.

Девушка с картины умолкла. Закусив губу, Николас обдумывал услышанное. Что-то не нравилось ему в разговоре, что-то было не так.

Только вот что?

— Значит, — пробормотал он, — я всё-таки был прав… Ты — не Дженни…

— Ну конечно, нет, — она с улыбкой кивнула. — Я же только что сказала, что я — Дженни — два. Девушка с картины. А та, НАСТОЯЩАЯ Дженни умерла.

— Нет, она жива!

— А кому это известно? Сейчас Она существует под вымышленным именем. Ты сам сделал так, чтобы Её не стало.

— Ну, а ты… Скажи мне, с чем ты ко мне пришла — с добром или со злом?

— Ты прекрасно знаешь, — она вздохнула и поднялась с кресла. — Ну, конечно, с добром. Глупенький, ведь я люблю тебя… Но… Сейчас мне так холодно, Ник. Я больше не могу находиться ТАМ одна. Я пришла за тобой.

Первобытный страх вошёл в сердце Николаса узким лезвием заточенного стилета. Тело одеревенело, он почувствовал, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Николас постарался вжаться в кровать. Девушка с картины неторопливо приблизилась, села рядом и положила ему правую руку на голову. Ладонь была ледяной.

— Пойдём со мной, — еле слышно произнесла она. — Мы уйдём туда, где сбудутся все наши мечты, туда, где тебя уже больше ничего не будет мучить. Только ТАМ мы все время будем вдвоём.

Николас попытался что-нибудь сказать, но девушка выпростала из-под шарфа вторую руку и положила ему на лицо. Он почувствовал, прикосновение чего-то мягкого и нежного, с удивительно приятным, сладковатым запахом. Густой туман, зародившийся в недрах сознания, начал клубиться и разрастаться, заполняя все вокруг.

— Ты устал, — услышал он тихий шёпот. — Тебе надо отдохнуть, у тебя до сих пор красные глаза…

За мгновение до того, как окончательно уйти в призрачный, несуществующий мир, он вспомнил, что в своё время так и не последовал этому совету и потом об этом горько пожалел.