Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ольга никогда не бывала в этой части города, не знала, как сюда добраться, но добралась безошибочно. Даже с набережной, не доезжая до высокого арочного моста, свернула, куда надо, вырулив на улицу Народную, которая и вливалась в шоссе Санкт-Петербург-Мурманск.
Ее гнало вперед безусловное знание, взявшееся неведомо откуда и занявшее все пространство ее естества. Она должна успеть! И не дать Рощину сделать то, что он замыслил. Тогда не случится то ужасное, что она увидела с высоты своего невероятного путешествия.
И вот сейчас, впервые за три часа безостановочной гонки, появились мысли. Они теснились в голове, наскакивая одна на другую, принимая форму странных вопросов, с заостренными колючими концами, болезненно торкались в виски, лоб, затылок, словно просясь наружу, где можно было, разгулявшись на воле, найти себе пару, которая и стала бы единственно верным ответом.
Куда я еду? Зачем? Что я забыла в Мурманске? У меня паранойя? Голоса, пришельцы, галлюцинации. А тот полет? Что это было? Ведь я сразу находилась в двух местах… В машине сидела я, и над ней, в воздухе тоже была я. Ну ладно, Питер, с высоты я вполне могу себе представить, а Африка? Что мне пригрезилось? Какой-то катаклизм… Именно тот, о котором рассказывал Рощин. Его слова так меня напугали, что вылились в галлюцинацию? Нет. Ведь я даже не думала об этом! И почему я точно знала, что там, внизу, Макс? Что со мной происходит? Что я делаю тут, на карельской дороге? Я уже совсем не распоряжаюсь собой, вот что… Кто-то определяет за меня все. Как говорить, куда ехать, жить или не жить.
- Господи, — тоскливо выкрикнула она второй раз за день близкому темному небу, — если ты есть, помоги мне! Вмешайся! Я не могу так больше!
— Это ничего не даст, — сказал кто-то очень тепло и по-доброму. — Ты должна все понять сама. И ты уже поняла. Той частью сознания, с которой пока не научилась взаимодействовать. Тебе осталось разобраться, почему ты делаешь это.
— Что — это? Почему я еду в Мурманск? Почему я здесь? Но я не знаю!
— Знаешь. Ты стала частью вселенского закона. И его не в силах отменить никто.
— Какого закона? Я не хочу! Я хочу стать прежней! Без голосов внутри, без полетов, без всего этого кошмара!
— Один из ваших мудрых философов сказал, что Бог не станет отменять закон гравитации, даже если очень захочет, чтобы не упал всего лишь один человек. Потому что предвидит последствия для остальных.
— Значит, все, что происходит со мной, угодно Богу? И та моя речь в университете, когда я несла неизвестно что?
— Ты было очень напугана тогда и позволила завладеть своим сознанием враждебной сущности. Так случилось, что твое сознание открылось внезапно, не будучи подготовленным к переменам.
— Кто ты? Кто говорит со мной? Как мне отличить, кто из вас хороший, а кто плохой? За что вы мучаете меня?
— Подобное притягивается к подобному, ты же знаешь. Ты хочешь найти ответы — ты их найдешь.
— Когда?
— Как только перестанешь паниковать и бояться. Природа твоих страхов понятна. Ты столкнулась с более совершенными сущностями, и, когда получила от них знание, в тебе открылись вещи, которые ты просто не могла заметить раньше. Они тебя и пугают. Тебе кажется, что ты сходишь с ума, потому что ты не понимаешь, что с тобой происходит. От этого ужас. От этого чувство обреченности и безысходности.
— То есть говорящие со мной голоса, мои видения, то, что делаю…
— Это — нормально. Как только ты попробуешь взглянуть на свои страхи как на новое знание, ты все поймешь.
— Но я никогда не была трусихой!
— Дело не в тебе. Вот если бы прямо сейчас мы предложили тебе на выбор рассказать о том, что замечательного произойдет на Земле завтра, или о катаклизме, который случится. Что бы ты выбрала?
— Конечно, последнее…
— Почему?
— Чтобы знать…
— Почему ты хочешь знать о плохом, а не о хорошем? Не надо! Не старайся объяснить это соображениями безопасности! Это — природа. Вы, люди, нацелены на страх, и он привлекает вас в первую очередь.
— Как мне избавиться от страха?
— Поверь, что с тобой говорят друзья.
— Я не могу!
— Ты боишься. Но назад пути нет. Разве ты не хочешь научиться управлять той частью своего сознания, которая вдруг открылась? В любом случае, выбор за тобой. Но прежде, чем ты его сделаешь, мы должны сказать тебе все.
— Я не хочу!
— Не хочешь узнать больше? Но ведь ты всегда к этому стремилась!
— Не таким путем…
— Увы, путь познания не всегда легок. Ты можешь сформулировать, чего ты боишься?
— Сойти с ума, потерять себя, принести новые беды тем, кто мне дорог…
— То есть ты боишься себя. Пойми, твоя защита — в тебе. Твои эмоции, твой страх — это энергия, которой питаются те, кого ты боишься. Ведь ты боишься зла, верно? Темных сущностей, слова которых повторял твой язык перед студентами.
— Просто я не могу понять, кто и когда со мной говорит. Когда внутри твоей головы спорят и ругаются, когда ты не знаешь, что выдаст твой рот…
— Ты не поняла? Прогони свой страх, и те, кто им питается, исчезнут сами! Запомни: нет никого, кто мог бы повлиять на тебя, пока ты сама не позволишь! Это — закон.
Синяя темнота тревожно клубилась за окнами, было не просто страшно — жутко. Ольга представила дорогу впереди, ту, которую ей предстояло преодолеть. Невообразимо длинную, темную, опасную. Решиться на поездку, не размышляя, оказалось гораздо легче, чем снова двинуться в путь теперь, после этой вынужденной остановки, которая не внесла ясности, не успокоила, не взбодрила. Наоборот…
Еще не поздно повернуть назад. И тогда к полуночи она доберется до дома. И дождется Макса, и…
Далеко-далеко, на невидимом небе, горячо и ярко вспыхнула какая-то странная белая звезда. Словно сигнальная ракета, подающая сигнал о помощи, взметнулась в небо и зависла там, не тускнея и не рассеиваясь, будто ее приклеили специально, прочно и недосягаемо. Чтоб ни ветер, ни дождь, ни тучи не мешали ей светить, обозначая место, куда должен стремиться тот, от кого ждут помощи.
Славина жадно следила за сверкающей вестницей, каждую секунду ожидая, что та погаснет. Но, вместо того чтобы исчезнуть, звезда запульсировала, затрепетала, как будто хотела что-то донести до широко раскрытых Ольгиных глаз, и неожиданно ее сияющий белый цвет сменился бордово-малиновым, словно тот, кто ее зажег, отчаявшись, подал знак безусловной тревоги.
— Я должна? — вслух спросила девушка, не сводя глаз со звезды.
Ей никто не ответил.
— Разве я справлюсь? — снова спросила она у неба.
Но в голове больше не звучали ничьи голоса. Там было ясно, покойно и тихо. И Ольга вдруг поняла, что страх, тот самый, что мучил ее много дней, не давая дышать и жить, исчез. Улетучился прямо через открытое окно «пассата» вместе с одним из синих клубов тумана.