— Это он изображает эпизод из мифа о приземлении ковчега с прапредками, — шепнул Макс. — Вот, смотри, сейчас он должен резко наклониться, чтобы коснуться маской земли, а потом будто взлетит в небо. Так догоны символизируют связь неба и земли, двух миров, и свое космическое происхождение.

— А вот эта, разноцветная? — Адам показал на следующую маску, выделывающую странные па.

Танцор бросался то влево, то вправо, сгибал туловище под идеально прямым углом в одну сторону, тут же пристраивая такой же прямой угол из сомкнутых рук, но уже с другой стороны, деланно крупно вздрагивал, то подпрыгивая, то приседая.

— Это — вторая по значимости маска — дом предков. Видишь вот эти цветные сегменты на лице и одежде? Каждый из них означает определенное поколение догонов, которые уже ушли в вечность.

— Померли, что ли?

— Да. Я же тебе рассказывал, что именно через маски догоны общаются с духами умерших предков. А танец — это язык общения.

За солистами на ходулях выскочила «подтанцовка» — человек десять в самых причудливых и невероятных по сочетаниям цветов масках. Однако, в отличие от классического кордебалета, тут каждый исполнял строго свою, индивидуальную партию. Белая маска угрожающе тянула руки к зрителям, словно намереваясь их задушить, оранжевая с синими треугольниками выписывала замысловатые восьмерки, черная с ярким оскаленным ртом передвигалась скачущим «гусиным» шагом.

Представление, за которое Адам, не торгуясь, выложил двести пятьдесят евро, хотя Макс сразу сказал, что станцуют и за пятьдесят, длилось ровно полчаса. Стандартное отделение концерта по заявкам. Конечно, если добавить, «Ава» с удовольствием попрыгают на ходулях еще. Но приятели чувствовали себя вконец уставшими. Тела после ледяного небесного массажа ломило, словно после хорошей драки, из которой они вышли отнюдь не победителями.

Танцоры разочарованно снимали маски, барабаны еще продолжали зазывно тарахтеть, вокруг путешественников роились веселые детишки, ожидая какого-нибудь угощения. Темнота догонской ночи была особенно непроглядной из-за ярко полыхавших костров, которые даже приглушали голубой свет огромной луны, повисшей прямо над площадью.

— Хотите, дети покажут вам борьбу? — спросил у приятелей местный староста, кузнец Варду.

— Нет, Варду, спасибо, — отказался Макс. — Возьми, угости малышей. — Он протянул старосте заранее приготовленный пакетик с конфетами. — А мы пойдем отдыхать. Рано утром в путь.

— Друг, — пристально взглянул на него кузнец, — что с твоим лицом? И с лицом твоего брата?

— Не только с лицом, — усмехнулся Макс. — Смотри, — и выставил перед кузнецом загорелые руки, на которых ясно проступили многочисленные черные пятна.

— Это следы Йуругу! — отшатнулся староста. — На вас напал Йуругу? Это дурной знак!

— Нет, Варду, — успокоил его Барт. — На нас никто не нападал. Просто мы попали под… — и запнулся, не зная, как объяснить этому пожилому догону, никогда в жизни не видавшему снега, что такое град. — Вон там, за баобабами, мы попали под дождь, но это был не дождь, а… — И снова запнулся. Слово «лед» здесь, в скалах Бандиагары, тоже было неизвестно.

— С неба падали холодные камни? — шепотом уточнил кузнец. — Белые и прозрачные, как слезы?

— Очень большие. И тяжелые, — уточнил Адам.

— Упали, и их проглотила земля, — почти неслышно проговорил Варду. — Следов не остается.

— Откуда ты знаешь? — заинтересовался Макс. — Это называется град. Ты такое когда-нибудь видел?

— Я — нет. Но я знаю, это Йуругу мешал вам идти. Это знак, что дальше — нельзя. Йуругу собрал слезы матери, чтобы никто не видел, как ей больно, и спрятал высоко на небе. А когда мать хочет предупредить, что Йуругу замыслил недоброе, она плачет снова. И эти слезы падают с неба. И оставляют следы, чтобы все знали, что виноват Йуругу. Но мать боится, что Йуругу узнает о том, что она снова плакала, и сразу проглатывает свои слезы. Я про такое слышал только один раз, от деда. Дед сказал, что, когда идет дождь из холодных камней, всем грозит большая беда. Когда он прошел первый раз, исчезли телем. Если он пройдет второй раз — могут исчезнуть догоны.

— Ну что ты, — попытался успокоить разволновавшегося кузнеца Барт. — В Европе град — обычное явление. И никто никуда не исчезает! Просто шутка природы.

— На Бандиагаре не бывает шуток, — посуровел Варду. — Это — предупреждение. Вам надо уйти.

— Ну, не сейчас же, — пожал плечами Адам. — Переночевать-то можно? Куда мы в ночь? С рассветом уйдем.

— Да, — кивнул староста. — Ночуйте. Но больше о каменном дожде никому не рассказывайте. Я попробую поговорить с духами.

* * *

«Пассат» завелся с полутыка. Датчик показывал, что бак полон. Значит, бензина хватит практически до Москвы.

Аккуратно припарковав машину у тротуара, Ольга вернулась закрыть гараж. Три раза повернула тяжелый ключ. Снова села в автомобиль. На секундочку смежила веки и в тот же момент, не ощущая преград, взмыла вверх.

С высоты электрических проводов, чуть слева от «фольксвагена», взглянув вниз, она увидела себя же, сидящей за рулем машины, с полуприкрытыми глазами, напряженную и собранную. Руки крепко сжимали руль. Блестящий темно-синий кузов «пассата» вальяжно поблескивал под приветливым солнцем, принимая на себя, как зеркало, светлую голубизну высокого неба и редкие игривые облачка на нем.

Почему-то это событие — одновременное нахождение в двух ипостасях — Ольгу совершенно не удивило. Не ощущая тела, она отлетела чуть дальше, окинув взглядом открывшуюся синеву Невы, понтоны, вспухающие у моста лейтенанта Шмидта, празднично желтеющие дубы в саду Академии художеств. На вытоптанном сером пространстве между деревьями и зданием Академии стояла лошадь. Отсюда, с высоты, она выглядела совсем маленькой. Практически жеребенком. Лошадь помахивала хвостом, а вокруг пристроились с мольбертами человек пять. Видимо, у будущих пуссенов или петровых-водкиных шел урок рисования с натуры.

Рыжую лошадь звали Рита. Жила она тут же, в небольшом домике у самого входа в сад. Несколько раз, гуляя с Максом, Славина кормила ее яблоками. Ощущение нежных мягких губ на ладони, когда благодарная Рита забирала угощение, вспомнилось неожиданно и ясно. Как и слова Макса: не бойся, она добрая!

И еще раз: не бойся! Голос, любимый, родной, ласковый, звучал совсем рядом. Казалось, поверни голову — и увидишь смеющиеся серые глаза.

Девушка так и сделала — повернулась. И вместо знакомого пейзажа: Невы, мостов, золотого купола Исакия — обнаружила совершенно незнакомое место. Насколько хватало глаз, внизу громоздились скалы. Они начинались прямо от узкой ленты ослепительно сверкающей реки и, набирая силу, поднимались, чуть ли ни к небу, словно разрастаясь вширь и ввысь.

Отсюда, с высоты птичьего полета, пространство внизу выглядело довольно разнообразным и даже разноцветным. То тут, то там меж каменных складок виднелись живые зеленые лоскутки — то ли деревья, то ли лужайки — не разглядеть. Любопытно таращились синие лужицы озер. И даже темные шрамы глубоких ущелий, перерезающих скалы, не казались опасными — так, просто густые темные штрихи на светлом фоне.