– Т-ты… Откуда? Как ты меня нашел?

– Догадался.

– Крэйн… – Она резко и зло выдохнуло, на лицо вернулось обычное выражение. – Ну, услужил… Эта пакость… пытался меня… Проклятие!

Подергивающимися руками она пыталась прикрыть грудь. Лохмотья вельта скользили по коже. Крэйн смотрел на ее худое сильное тело, на судорожно бьющуюся на шее жилку и чувствовал, как внизу живота зарождается что-то сладкое и тревожное.

Сколько Эно он не прикасался к женщине?

Ушедшие, как же давно это было…

Лайвен отстранилась от него.

– Ты чего? Эй, Крэйн!

«Ты урод, – шептал скользкий голос у него в голове. – Если ты приблизишься к ней, она упадет в обморок. Ни одна женщина не сможет спокойно смотреть на твое лицо. Ты ужасен. Ты чудовище с телом человека».

Но был и другой голос.

«Еще не все прошло, – напевал он щекотно. – Женщины всегда вешались тебе на шею. Но дело-то не в лице! Ты умел их очаровывать, так что они забывали про твою красоту, ты был уверен и смел. Прикоснись к ней, она почувствует, что за твоей ужасной маской есть прекрасное человеческое лицо. Дай ей понять!»

Он сосредоточился на этой мысли, в груди предательски задрожало. Он приблизился к ней и, затаив дыхание, положил руки ей на плечи.

И почувствовал, как она вздрогнула.

– Отлипни! – выдохнула она яростно, с неожиданной силой вцепляясь ему в запястья.

Отброшенный силой ее презрения, Крэйн зашатался. Но пальцев не разжал.

Он чувствовал под ними упругую податливую влажность ее кожи, грубой, но в то же время мягкой. Чувствовал запах ее волос.

Схватить, прижать к земле… Никто не услышит… Ушедшие, наконец снова женщина… Запах… Да.

Неожиданно высвободив одну руку, она подхватила его дубинку и коротко замахнулась.

– Вали, – выдохнула сквозь зубы акробатка. – Иначе голову развалю на черепки! Пшел! Гнилоед…

Она всхлипнула и попыталась плечом удержать на груди то, что осталось от вельта.

«Дожми ее, – прошуршало в ушах. – Раньше тебя это не останавливало».

Он попытался перехватить ее руку с дубинкой, но Лайвен внезапно взглянула на него в упор, и он отступил, чувствуя испепеляющий жар двух факелов, которые недавно были глазами. Ее ненависть оглушила его лучше любого удара – тело внезапно стало беззащитным и мягким, пальцы разжались.

– Я… Не…

– Убирайся. Урод! Бейр! Насекомое! Вон!

Крэйн почувствовал себя так, словно у него по лицу и между лопаток сползает горячая смола. Отвращение, которое вспыхнуло в глазах Лайвен, не было показным. Она не думала о его реакции, слова выскользнули из нее произвольно. Но она могла бы обойтись и без слов.

Он вышел из шалха медленно, но обернуться так ни разу и не смог.

Полозьям оставалось недолго подминать чахлую траву, хегги были свежи и калькад двигался на юг достаточно быстро, чтобы достигнуть Себера до заката.

– Себер! Себер! – тонко закричала из первого нальта Тэйв. – Подъезжаем!

Все члены калькада оживились, даже Лайвен, лежащая по своему обыкновению молча у полога, приподняла голову.

– Подъезжаем… – отозвалась она, оглядываясь на Крэйна. – Наконец-то закончится олм и песок. Вода, тень, склеты… Ты был в Себере, Бейр?

– Нет. Пока не доводилось.

– Странно. Судя по виду, тебя немало поносило по миру. И ты явно не похож на уроженца Триса… Ладно, ничего. Хороший город. Большой, самый крупный из всех по эту сторону Моря, дальше побольше Алдиона, наверное. Вот только имени шэда не помню. Дерева тут тоже мало, строят обычно из глины, ну и шалхов, понятно, много.

Последний Эно пути, показавшийся самым долгим и жарким, утомил акробатку. Уставшая от общества Крэйна и такого же молчаливого Нотару, она обращалась не столько к кому-то, сколько к самой себе.

– Оружие тут больше деревянное, сколько тут не была – ни одного эскерта не видела, только у дружины, да и те – старье.

– Это понятно. Хеггов не сыщешь на сотни этелей вокруг.

– Разве эскерты делают из хеггов? – равнодушно, больше для вида, удивилась Лайвен. Ее отношение к Крэйну читалось в каждом жесте, даже в каждом движении тонких губ.

– Из передних лап. Для хорошего эскерта нужен хегг не старше тысячи Эно. Если брать у старого, эскерт будет крошиться, крепость уже другая… Хитин очищают, потом с помощью ывара правят заточку, распрямляют зазубрины. На хороший эскерт уходит до двух сотен Эно. Но он дорого стоит, те, что у дружины, – по пять сотен сер, если не больше, а тут, верно, цена им идет на тысячи.

– Не больно-то мудро высокие тратят деньги, – фыркнула Лайвен. – Один удар дубинкой – и любой эскерт разлетится в мелкие щепки.

– Эскерт не предназначен для парирования. Он хрупок, но на человеческом теле оставляет страшные раны с такими краями, что их не стянет ни один лекарь.

– Забавы для шэда и его шеерезов…

– Каждому своя забава. Вряд ли ты распорядилась бы своими деньгами лучше.

– Ну, уж черни бы точно не отдала. А на пять сотен сер можно долго жить. И хорошо жить, Бейр. По крайней мере не жрать опостылевшие тангу и пресный олм.

Он безразлично пожал плечами.

– Ты не из тех, кто оседает надолго, Лайвен. Крепкий красивый склет в городе да выводок шууев – это не для тебя.

– Может быть, – согласилась она. – Сидеть на одном месте мне действительно сложно. Скорее, я бы купила собственный нальт, пару молодых хеггов и тронулась в путь.

– Я думал, ты объездила уже весь мир.

– Весь не весь, но большую его часть точно… Нет, я бы поехала на восток. Туда, где почти нет городов, где живут люди, не познавшие огня и грамоты. Может, там иначе. Меньше всей этой гадости… Не знаю. А еще там есть горы.

– Я там не был, мне тяжело судить. Что за горы?

– Земля. – Она изобразила руками что-то большое и высокое. – Огромные кучи земли. Хеннар иногда встречается в городах со своими друзьями или бывшими попутчиками – они тоже исчерчивают землю полозьями до самого горизонта, их слуги могут рассказать много интересного… Представь себе, земля до самого неба! Высоченный столб из земли.

– Чтоб насыпать такие холмы, потребуется больше времени, чем может прожить один человек.

– Их не насыпали, Бейр, это след самих Ушедших. Земля, из которой они состоят, не обычная, она твердая, тверже любого дерева и хитина. На цвет черная или коричневая, но очень тяжелая. Словно опора самого неба. Говорят, местные жители умеют делать из нее крепчайшие эскерты и стисы, настолько крепкие, что их не сломать и пятерым.