Ему действительно стало смешно, хотя вряд ли он смог бы сказать, что вызвало смех.

– Ты не глуп, – спокойно кивнул Тильт, всматриваясь в подходящих к нальтам. – Именно поэтому. Люди любят, когда кто-то еще уродливее, чем они. Им нравится чувствовать себя не самыми последними тварями под светом Эно. И тем охотнее они вымещают злобу на тех, кто оказался ниже них хотя бы на ступень. Закон калькада и закон всего человечества.

– Значит, стоять под ударами…

– Стоять ни к чему. Работай. Дерись. Но – до предела. После него, когда видишь, что зрители начинают уставать – заканчивай. Принимай удары, когда приложатся крепко, падай. Думаю, тут ты разберешься без моей помощи. И не бейся в полную силу – никто не поверит потом в твой проигрыш. Дерись как привык, но помни – из трех боев победить ты можешь только в одном.

– Это бойня.

– Это калькад. И если тебе не подходят правила калькада, тебе стоит остаться здесь. Мне проще найти бойца без принципов в Себере, чем тащить с собой и кормить никчемного лентяя. Надеюсь, ты меня понимаешь. Крэйн, я похож на человека, который бросает слова просто так, как объедки со стола?

Взгляд притягивал, от него нельзя было увернуться, как от метко пущенного артака, он настигал везде.

– Нет, – через силу сказал Крэйн. – Не похожи, господин Тильт.

Дрожь от унижения и досады на самого себя въелась в его пальцы, пришлось спрятать их за спину.

– Это верно. Не похож. Потому что мое слово – закон для калькада. Даже когда речь идет о жизни, а не о десятке царапин. Ты будешь выступать, даже если не сможешь стоять на ногах. Тебе придется.

Тильт призывно махнул рукой приближающимся жителям и тут же забыл про Крэйна.

– Каольтай, сколько тысяч Эно я тебя не видел? – крикнул он, улыбаясь. – Можешь не тащить свою обрюзгшую задницу с такой скоростью – мы даем представление на закате. Колодец еще не пересох окончательно?.. Тэйв, давай за водой! Ушедшие, где носит эту девчонку… Нерф, выпрягай! Кейбель, выгружай свои ящики!

На Крэйна смотрели с почти неприкрытым страхом, лишь те, кто посмелее, скалились, прильнув к нему жирным жадным взглядом и разговаривая между собой вполголоса. Они видели урода, и они догадывались, что с ним делать.

В глубине толпы пьяно засмеялась женщина, кто-то утешал жмущегося к ноге испуганного ребенка. Клекот множества голосов казался тысячами острых зазубренных коготков.

Крэйн смотрел на них и чувствовал, как его трясет от ненависти.

К грязным бездушным лицам, которые пришли насладиться чужой болью и которые получат причитающуюся дань. Каждое лицо виделось ему распахнутой пастью, бездонной дырой, пульсирующей в ожидании кормежки.

Он сплюнул в сухую твердую землю и полез в нальт за дубинкой.

В этот раз Хеннар Тильт решил не показывать полной программы, здраво рассудив, что силы еще понадобятся для Себера, куда калькад въедет на следующий Эно, а больших денег с полунищих жителей поселения ожидать не приходится. Поэтому он выпустил лишь Садуфа, Лайвен и, как завершение программы, Крэйна.

Садуф не показал ничего необычного – некоторое время он показывал свои раздувшиеся шары мускулов, переплетенные хлыстами фиолетовых вен, и простодушно улыбался, ловя на себе восхищенные взгляды. Потом повертел в руках сразу двух взрослых мужчин, чем вызвал возбужденный говор среди толпы и еще несколько сухих щелчков, которые издал кувшин для пожертвований. Люди степи, выпаренные на свете Эно и проеденные насквозь пылью, не торопились расставаться с деньгами – хмуро покосившись на кувшин, Тильт подал Садуфу знак заканчивать представление.

Следующей вышла Лайвен. К отгороженной площадке она шла сквозь толпу, опустив голову и ни на кого не глядя. Ее плечи казались крекпими и острыми, а сама фигура – худой, плотно сбитой и тяжелой. Она сменила обычный талем на что-то вроде удлиненного вельта со шнуровкой на груди и спине – одежда хоть и мешающая в быстрых движениях, но позволяющая взглянуть на ее бледные тонкие ноги, которые можно было назвать стройными и даже привлекательными. Мужчины в толпе загоготали, Крэйн, наблюдавший за представлением через щель в пологе своего нальта, заскрипел зубами.

Лайвен начала работать. В ее движениях не было легкости танцовщицы, несмотря на грацию и четкость движений, она просто выполняла свою работу.

Крэйн лишь покачал головой, следя за тем, как она тяжело приземляется в пыль после очередного прыжка с переворотом – как и внутри, снаружи она казалась омертвевшей и равнодушной. Тело за тонкой тканью вельта казалось холодным и твердым. Прыжок, переход на руках, еще один прыжок с прокруткой – каждый номер она выполняла четко и глядя лишь в небо, за все время на ее лице не дрогнула ни одна черточка. Если ее выступление и можно было сравнить с танцем, то посвящался он грозному и тяжелому богу.

На людей она внимания не обращала – просто двигалась, не пересекая едва очерченной границы.

Закончив, смахнула узкой ладонью пот со лба и, даже не переведя дыхания, запрыгнула в соседний нальт. Какое-то мгновение Крэйн видел ее обнаженную белую голень, потом пропала и она.

– Последний номер на сегодня! – зычно закричал Теонтай, ведущий представление. – Еще не все, светлые господа!

Его голос разносился над головами замерших людей легко и без сопротивления, как незримая волна, распространяющаяся по воздуху от одного горизонта к другому. Голос был весел и манящ, беспокойно заворочавшиеся люди снова замерли в оцепенении.

– В этот благословенный Эно мы в первый раз покажем вам… – Теонтай сделал долгую паузу, обводя собравшихся внимательным взглядом. Его юное еще лицо хранило на себе тонкую печать гордости за доверенную ему Тильтом честь и ощущение собственной твердости. – Бейра! Не пугайтесь, светлые господа, он безопасен. Но только не для того, кто осмелится встретить его взгляд.

Крэйна, которого отделяло от толпы лишь два десятка локтей и тонкая ткань, скрутило, словно в жестоком спазме. Бейр! Вот он кто, уже не урод, уже Бейр… Ушедшие, вы вовсе не ушли. Вы смеетесь над людьми с неба.

– Сам Бейр! – продолжал Теонтай. – Один из слуг того, чье имя принадлежит Ушедшим! Его эскерт – гнев Ушедших, его взгляд – ярость Ушедших! Тысячи тысяч Эно и Уртов он прислуживал им, темное порождение злых богов, но он не ушел с ними! Он остался! Огненный эскерт больше не в его руках, но злость, которая пылает у него в жилах вместо крови, делает его самым опасным чудовищем! Лик его ужасен, лишь самые отважные воины способны смотреть на него без дрожи. Среди вас, конечно, есть такие!

Крэйн отдернул завесу, в лицо пахнуло свежим горячим воздухом. Оружие в руке сидело удобно, как влитое.

– Вот он! – заметив его краем зрения, Теонтай сделал широкий жест и улыбнулся. – Он не опасен, светлые господа, он надежно скован тем, что стократ крепче самого крепкого хитина или дерева. Но сила его при нем!

Светлые господа заворчали, вкладывая в это глухое звериное ворчание и страх, и ненависть, и предвкушение. Даже те, кто видел Крэйна на подходе к калькаду, не остались равнодушными.