В тот день «Полярная» одолела весь Никольский Шар, общей протяженностью до 20 километров, оставляя справа Кусову Землю, довольно большой остров с береговыми сланцевыми обрывами и холмистой тундровой поверхностью бурых оттенков в преддверии осени. Сейчас все внимание экипажа было устремлено вперед в ожидании встречи со льдами, создавшими Карскому морю мрачную славу ледяного погреба. Миновали Железные ворота у входа в Логинову губу, откуда открывался обзор на Карские Ворота — никаких признаков льда прямо по курсу в пределах видимости. Вот и губа Каменка, где когда-то зимовал Пахтусов. «Впереди к востоку расстилалось сверкающее ласковое, слегка волнующееся и совершенно свободное от льдов Карское море. Льды остались позади, к западу у Саханихи. В Карских Воротах, где встреча с ними казалась особенно опасной, их не было, на поверхности моря не плавало ни одной льдинки» (1945, с. 179). Припомнив всех, кто потерпел здесь неудачу, Русанов пытался оценить открывшуюся картину — удачная случайность или определенная закономерность, и если последнее, то — почему? На раздумья ушли сутки, которые он использовал для маршрутов в окрестностях Каменки с посещением развалин зимовья Пахтусова в 1832/33 году и могил участников его экспедиции, отмеченных высокими крестами. Пока устраивались на очередной стоянке и готовили плотный ужин, Русанов собрал обильную ископаемую фауну, по предварительной оценке относившуюся к девону. Выход на следующий день сорвался из-за поднявшегося ветра, угрожавшего аварией фансботу, который по-прежнему вели за собой на буксире. Пришлось возвращаться на прежнюю стоянку, где Русанов с Тизенгаузеном продолжили сборы ископаемой фауны. Новое обнажение, богатое девонскими гастроподами, головоногими и пластинчатожаберными, оказалось на северо-восточном берегу небольшого острова прямо против руин зимовья Пахтусова. «На развалинах избушки Пахтусова на груде печных кирпичей выросла травка, которую при нашем приближении мирно пощипывали гуси» (1945, с. 180). Однако не воспоминания о прошлом владели сейчас участниками плавания — их взгляд невольно устремлялся к востоку в поисках подозрительной белизны у горизонта, но ничто не нарушало морского пейзажа.

Русановский вояж по Карскому морю — все та же глубокая разведка, продолжение начатой годом раньше на «Дмитрии Солунском», хотя и менее обеспеченная научными наблюдениями — без проведения гидрологических станций, поскольку исследователь не располагал необходимой аппаратурой. Дрейф предшествующих экспедиций (А. А. Борисова в 1900-м и герцога Орлеанского в 1907 году) как-будто свидетельствовал о направлении течений вдоль карского побережья Новой Земли к югу, однако в этом следовало убедиться лично. Разумеется, геологические наблюдения на этом же побережье обещали ценный материал. Наконец, следовало оценить возможности будущей колонизации на этих берегах, тем более что его предшественники Борисов и Носилов уверяли о тамошних богатых охотничьих угодьях. Такими соображениями руководствовался, очевидно, Русанов, приступая к плаванию по Карскому морю.

12 августа началась самая сложная часть экспедиции 1911 года, причем в нелучшей ситуации: «Мотор стучит, как телега с железом по ухабистой мостовой, и чем дальше, тем сильнее. Работает он неравномерно — то заспешит, то затихнет. Наконец, мотор отчаянно застучал, захрипел и… остановился. Поставили паруса, но это мало помогало горю. Они беспомощно повисли на реях, колотясь о мачту от мертвой зыби» (1945, с. 180). Опасались льдов, а теперь главная угроза исходила от собственного движка… Это произошло вблизи обрывистого мыса Меншикова, за которым в глубине Новой Земли простирались низкие увалистые пространства буровато-зеленой тундры. Кое-как в полном смысле ковыляя, где под парусами, где на рывках то и дело глохнувшего мотора, обошли этот мыс, за которым последовала смена курса на северо-северо-западный. Арктика настежь распахнула перед смельчаками свои Карские Ворота, освободив их от ледового затора, — не воспользоваться этим было просто невозможно. Пока продолжалась возня с мотором, ветер зашел с кормы, с каждым часом набирая силу, — оставалось только поднять паруса, не рискуя в сгущавшихся сумерках приближаться к ровному, лишенному каких-либо заметных ориентиров удивительно однообразному берегу, окаймленному в темноте белой полосой прибоя.

Все же утром 13 августа сделали попытку войти в устье реки Бутаковки, вовремя обнаружив, что после недавних штормов оно перегорожено галечниковой косой. Следующий возможный заход — устье реки Савиной (куда из Малых Кармакул весной 1883 года выходил JI. Ф. Гриневецкий) также оказалось чересчур опасным — форсировать на практически неуправляемой «посудине» бар в условиях сильного наката было слишком рискованно. Между тем состояние парусного вооружения на «Полярной» начало внушать тревогу — крепление реи к мачте стало сдавать, а сшитые вручную паруса едва выдерживали напор ветра. Мотор также не удавалось запустить, несмотря на яростные упражнения с кувалдой. К этим прелестям морского вояжа вскоре добавилась жестокая жажда — каким-то образом на последней стоянке матросы забыли набрать пресной воды. Подобное упущение в русановских экспедициях произошло впервые.

Очередным пунктом захода наметили залив Абросимова, известный по описанию академика Ф. Н. Чернышева, где он закончил свое пересечение Новой Земли в 1895 году. На подходах к нему монотонную картину побережья несколько оживили участки холмистого рельефа, причем очертания холмов в глубине суши словно растворялись в синеватой дымке, сменявшейся сумерками. В залив Абросимова вошли уже в полной темноте, полагаясь только на острое зрение Тыко Вылки и его морской опыт. Едва завернув за южный входной мыс, уставшие от бесконечной качки люди, измученные жестокой жаждой, сразу ощутили непривычное спокойствие закрытой от волнения акватории и тут же после высадки бросились на поиски пресной воды.

По многим причинам стоянка здесь затянулась на неделю и ознаменовалась целым рядом примечательных событий. Главным среди них было то, что она находилась на равном расстоянии от ближайших пунктов захода «Королевы Ольги Константиновны» — становищ в Белушьей губе и в Маточкином Шаре; таким образом, любое обсуждение старой проблемы идти вперед или возвращаться теряло смысл. Первый день в заливе Абросимова был посвящен заслуженному отдыху после перипетий последних суток. Посетили старую поморскую избушку на северном берегу залива, возможно, единственную на всем Карском побережье Южного острова, поскольку ненцы в своих кочевках предпочитали легкие разборные чумы. Между тем Тизенгаузен, остававшийся на стоянке, едва не стал жертвой белого медведя, неосторожно оставив ружье на берегу, — первое серьезное предупреждение такого рода, тем более что этот полярный хищник на востоке Новой Земли встречался гораздо чаще, чем по побережью Баренцева моря. Обычно зверь держался вблизи кромки дрейфующих льдов, где ему было легче прокормиться, но в голодном состоянии он становился непредсказуемым — это помимо обычного любопытства, которое люди нередко принимали за агрессию. «В этот же день были расставлены сети и вынута первая добыча: дюжина крупных и чрезвычайно вкусных гольцов. Эта рыба из семейства лососевых, род семги (Salvilinus alpinus). С этого дня и почти до конца пребывания в Карском море экспедиция постоянно лакомилась превосходной ухой, которую иногда сменял голец, зажаренный в масле. Крупного гольца солили, и его набралась семипудовая бочка» (1945, с. 182). Пусть читатель не принимает эту констатацию действительных событий за некую полярную норму. На этот раз участникам экспедиции с точки зрения самообеспечения за счет местных ресурсов везло, как никогда прежде. Увы, в истории арктических исследований гораздо чаще встречаются противоположные примеры, перечень которых слишком велик: гибель экипажей двух кораблей экспедиции Франклина в Канадской Арктике на рубеже 40-50-х годов XIX века; вымершая на две трети экспедиция Адольфуса Грили по программе I Международного полярного года 1882–1883 годов; отряд Де Лонга, который в 1881 году постигла аналогичная участь на пороге спасения в дельте Лены и т. д. и т. п., причем по общей и единственной причине — голод, поскольку пищевые ресурсы Арктики весьма ограниченны, и все пришлое население существует за счет привозного продовольствия, а охота и рыбная ловля в современных условиях при возросшем населении носит обычно лицензионный характер. Да и сам пример Новой Земли лишь подтверждает такой вывод, что стало ясно в 30-е годы прошлого столетия, когда количество населения здесь достигло нескольких сотен человек. Другое дело, что в 1911 году для пяти человек на протяжении нескольких месяцев этих ресурсов хватило с избытком.