– Они детей совершенно не понимают, – сказал отец. – Не соображают, каково это – здесь расти.

Зато я соображаю, подумал Санни. Я ведь здесь расту.

– Вбили себе в голову, что лишения идут на пользу, вот в чем вся штука, якобы они закаляют характер, а на самом деле все обстоит с точностью до наоборот. Меня, конечно, воспитывала нянька. Коза, хуже всех наших с тобой домашних, вместе взятых.

Санни терялся. Домашнюю козу он видел вблизи только в Девоне. Она жутко воняла и норовила, если потеряешь бдительность, изжевать твою одежду. Странно было слышать, что его папу воспитала коза, но Санни за последнее время привык ничему не удивляться.

– Ага. – Доминик уплывал вдаль на волнах памяти. – Нянька была та еще манда.

– А это что такое? – не понял Санни.

– Плохая тетенька.

В конце концов бабка нашла «решение». В округе имелась приготовительная дневная школа. Томасу вменили в обязанность доставлять туда Санни и привозить обратно. («Отчего ж не покататься?» – говорил Томас.)

– Школа, конечно, не самая лучшая, – сказала бабка. – Но, по крайней мере, его не будет смущать поведение Филипа.

При чем тут поведение? Уж он в последнее время сидел тихо, как мышонок.

– Я здесь буду в школу ходить, – сообщил Санни в еженедельном телефонном разговоре дедушке Теду.

– Знаю, – ответил Тедди почти так же тоскливо. – Твоя мама обсудила это с Антонией. Я постараюсь вмешаться, ладно? А до той поры будь стоиком, Санни.

Санни понятия не имел, что значит быть стоиком, но догадывался, что это не сулит ничего хорошего.

Незадолго до начала занятий установилась чудесная погодка, словно подгадав такой момент, когда от нее не будет никакого проку. Санни целыми днями играл в заросшем, запущенном саду. Гулять в одиночку было скучно, изображать рыцаря на турнире, Робин Гуда и первооткрывателя джунглей быстро надоело. К его радости, папа сказал:

– Давай-ка устроим приключение, а, Фил?

Санни подумалось, что «приключений» с него, наверное, хватит. Пару дней назад он случайно забрел в лабиринт, куда бабка «официально запретила» ему соваться, но Санни даже не знал, что такое лабиринт, а потому не смог избежать опасности. Выяснилось, что это жуткое место в колючих зарослях; почти сразу он повернул назад, но было уже поздно! Санни заблудился, его со всех сторон жалили шипы и хватали ветки живой изгороди. Лишь в сумерках на поиски Санни отправился Томас, подзывавший его свистом, как щенка. К тому времени Санни уже спал среди узловатых коряг под живой изгородью и был разбужен направленным прямо ему в лицо лучом фонарика, да еще пинком башмака.

– Как ты смел туда сунуться, если тебе это было категорически запрещено? – верещала бабка.

Естественно, никто и не подумал его успокоить после пережитых волнений. Правда, к этому он уже почти привык, и, когда отец сказал «приключение», робкий внутренний голос призвал Санни к осторожности. Правда, слово «приключение», слетевшее с папиного языка, обычно много чего обещало, да не больно-то выполнялось. С дедушкой Тедом все бывало как раз наоборот.

– Да, сделай милость, пусть хотя бы один день не путается под ногами, – сказала любящая бабушка.

Доминик уже несколько дней занимался живописью – без передышки сутками напролет шлепал краски на холст.

– Вдохновение пришло, – говорил он. – Сейчас такого накрашу!

Как-то утром Доминик поразил всех, когда перед скудным обычно завтраком ринулся к столу и торжественно потребовал: «Яичницу из самых свежих яиц, да с беконом, миссис Керридж!» – а домоправительница как раз поставила на стол горшок жидкой водянистой каши. Миссис Керридж тут же ретировалась, бормоча себе под нос: «Святые угодники, опять его понесло». Ни яичницы, ни бекона ему не подали. Санни, который лучше всех знал содержимое кладовой, ничуть не удивился: он постоянно наведывался туда в поисках съестного. Добыча, как правило, оказывалась скудной: то маринованная луковица, то холодная картофелина. Иногда он с опаской запускал палец в банку с джемом. Но миссис Керридж была зоркой, как ястреб.

Доминик тут же закурил и, похоже, выбросил из головы яичницу с беконом. Бабка и сама дымила как паровоз: все стены Джордан-Мэнора были покрыты желтоватым налетом. Доминик, с налитыми кровью глазами, подпрыгивал на стуле, как лягушка.

– Не рассиживайся, Фил, – поторопил он, хотя Санни не успел даже поднести ко рту ложку каши. – Нам пора.

Не один час они шли пешком, подкрепившись только липким, размякшим батончиком «марс», который вытащил из кармана и по-братски разделил Доминик. В начале пути он принял пару маленьких розовых таблеток, но перед тем положил их на ладонь и продемонстрировал Санни, размышляя вслух, не предложить ли половинку одной сыну. «Или четвертинку? – сомневался он. – Мальцом кайф словить – даже представить не могу». В конце концов он все же передумал, чтобы «не получить по рогам» от «волчицы».

Они напились воды из подернутого зеленой ряской пруда, про который Доминик сказал, что это волшебный родник, где обитает жаба с рубином во лбу.

– Если вглядишься в глубину, ты ее увидишь.

Санни, к огорчению Доминика, ничего не увидел. Они пошли дальше, и отец не умолкая твердил про эту жабу. Санни плелся из последних сил. Не очень-то это было похоже на приключение.

– Я устал, – сказал он. – Давай, пожалуйста, передохнем.

Его беспокоило, как они будут возвращаться в Джордан-Мэнор. Не пешком же? Позади осталась не одна миля, и у него подгибались коленки. Будь здесь дедушка Тед, он донес бы Санни на закорках и только посетовал бы: «Уф, староват я для таких упражнений».

– Тебе полезно двигаться, – сказал Доминик, широко шагая вперед. – Не отставай.

У Санни горели щеки. Он знал, что в такую погоду нужно надевать панамку и смазывать лицо защитным кремом. Ему нестерпимо хотелось пить, но прудов больше не попадалось, ни зеленых, никаких. Санни пришло в голову, что рядом с ним находится безответственный человек. Разве папа может считаться взрослым? В живот вонзилась булавка страха. Находиться здесь, вдали от «Джордана», было небезопасно.

Хорошо еще, что они дошли до тенистого леса, где Санни набрал горсть лесной малины, жутко кислой, но все же съедобной.

Двигались они с частыми остановками, чтобы отец мог полюбоваться то листком, то папоротником или насладиться пением птички. «Нет, ты только послушай! Бог мой, ты это слышишь, Фил?» Завидев гигантский мухомор, он бухнулся на колени и не сводил глаз со шляпки гриба. Мухомор заворожил его надолго. Выждав, как ему казалось, не один час, Санни взмолился: «Может, дальше пойдем? Ну пожалуйста!», тем более что у него разболелся живот (вероятно, от кислой малины), но Доминик запрыгал и стал кричать:

– С ума сойти, с ума сойти, глазам своим не верю: мухоморы! Они морят мух для той жабы, с рубином во лбу! Между ними есть связь!