«Перун, Сварог и Велес! Помогите одолеть врага, а я вас не забуду. Знаю, что нет во мне той твёрдости, что была у первых Рюриковичей. Но я всё равно не сдаюсь, иду по своему пути и стараюсь быть честным и справедливым, как вы и завещали нам, своим потомкам».

Одновременно с князем на небеса посмотрело не менее половины воевод, но продолжалось это недолго, так как Изя слав отдал первое распоряжение:

– Впереди пойдут угры и половина моей дружины – они слева, от Москвы-реки до дороги. А также смоляне и северцы с черниговцами – они справа, от дороги и до Неглимны. Чёрные клобуки прикрывают. Остальным отрядам быть готовыми.

Расстановка сил удивила воевод, ибо они понимали, что первая атакующая волна понесёт самые большие потери, а значит, великий князь пошлёт в авангард тех, кого ему не жалко, например язычников. Однако Изяслав поступил иначе, и это заставило вояк крепко призадуматься. Впрочем, великому князю никто не возразил, а он сам подумал о том, что воины из племени голядь ему ещё пригодятся, когда придётся выполнять свою часть договора с венедами и давать послабление родовым культам. Но мысли Изяслава остались при нём, и вскоре, выбрав удобную позицию для наблюдения за ходом боя, будущий царь стал рассматривать Москву, которая со вчерашнего вечера ничуть не изменилась. Дорога, ров, стены, и на них сотни вражеских воинов, которые были готовы встретить его войско стрелами, сулицами, камнями, деревянными чурками, смолой и кипятком.

– Княже, – рядом с Изяславом остановился Ерофей, – может, поешь?

Полководец хотел ответить отказом, мол, не до того, видишь, полки выдвигаются. Но желудок требовательно заурчал, и он кивнул:

– Давай, Ерофей, только без изысков.

– Понятно, мы ведь на войне.

В голосе старого боярина, который некогда заставлял своего воспитанника, подобно степнякам, есть сырое и слегка подвяленное мясо из-под седла, как это делал князь Святослав Игоревич, была усмешка. От этого Изяславу стало как-то спокойней, и он еле заметно улыбнулся. Ерофей передал ему свёрток, и, поджав под себя ноги, великий князь сел на заботливо расстеленную попону. Варёная уточка, сало, лук и хлеб. Простая и незатейливая снедь. Сильные мозолистые руки Изяслава разорвали мясо на куски, и он не глядя стал закидывать его в рот. А глаза великого князя в это время наблюдали за полками.

Тысячи воинов выстроились в две штурмовые колонны. В левую вошли угры и дружинники князя. В основном бронированные сотни из лучших воинов, и на них была главная надежда. А в правую отправились те, на кого положиться можно было лишь отчасти. Черниговцы, чьи князья Давыдовичи пару раз самостоятельно замирялись с Долгоруким. Да смоляне с северцами, среди которых было немало тайных сторонников Святослава Ольговича, который некоторое время правил в их княжестве. Позади встали чёрные клобуки, которые были готовы засыпать стены укреплённого городка стрелами. И когда ударная группа сформировалась, великий князь взмахнул рукой. Начали!

Пропели свою протяжную песню сигнальные трубы, и ударили барабаны, которые стали задавать войску великого князя шаг. Вздрогнула земля, и потекли полки в сторону убежища врагов Изяслава Мстиславича. А он продолжал завтракать и доел утку как раз в тот момент, когда начались основные действия. Со стен Москвы полетели первые стрелы, и великий князь встал. Чёрные клобуки, которых было почти три тысячи, ответили противнику, и на краткий миг над землёй повисла тень. Снаряды с обеих сторон стали поражать людей, но атакующих было гораздо больше, и стрелы преданных Изяславу степняков заставили защитников городка спрятаться за стенами.

Залп! Другой! Третий! Тысячи белооперённых стрел летели в городок, и великий князь решил, что сильного сопротивления не будет. Однако в этом он ошибся. Лишь только его воины стали заваливать ров и вскинули штурмовые лестницы, а таран, добротное сооружение с крышей, подкатился к воротам, как сверху полетели брёвна и тяжёлые пеньки, а затем полилась раскалённая смола. Дикие крики искалеченных и обожжённых людей доносились даже до того места, где находился великий князь, а потом, несмотря на поддержку стрелков, правая колонна стала откатываться от стен.

«Что же, это было ожидаемо», – несколько равнодушно подумал великий князь и приказал воеводам остановить беглецов и усилить их переяславцами, а сам сосредоточил своё внимание на левом фланге.

Дружинники князя, лучшие воины на Руси (великий князь по умолчанию самый богатый, сильный и уважаемый простым народом Рюрикович), а вместе с ними угры действовали быстро и чётко. Они миновали ров, и первые воины уже рубились на стенах. Правда, толком закрепиться у них пока нигде не получалось, но их напор был силён, и они не отступали. Ещё немного, и дружинники должны были прорваться. Однако их тоже требовалось поддержать, и полководец направил к ним часть киевлян.

Полки уплотнились. Ворота городка были выбиты, и напор воинов великого князя, которые быстро взяли стены, стал сильнее. Сопротивление оборонявшихся было надломлено, и они стали отступать. Однако неожиданно что-то резко изменилось. Изяслав Мстиславич заметил, что его отряды, которые вроде бы уже как добились перевеса в сражении, снова стали отходить назад. Он не понимал, что происходит, и тут к нему примчался посыльный, который доложил, что Гюрги и Святослав, сидевшие в обороне, всеми своими силами во главе белозерских латников пошли на прорыв.

Слова гонца подтвердились. Вслед за отступающими полками великого князя из городка вылетела конница Юрия Долгорукого и Святослава Ольговича. Это были ветераны многих битв, и всадники рубили бойцов Изяслава без всякой жалости. Они смяли угров и нестойких черниговцев, которые оказались перед воротами. Немного запнулись на чёрных клобуках и киевлянах, а затем, не обращая внимания на резню в городке, рванули в сторону ставки великого князя.

Бронированная конная масса в пять-шесть сотен неслась на него, и будь Изяслав малоопытным военачальником, то, несомненно, растерялся бы и потерпел поражение. Однако великий князь опыт имел и сохранил самообладание. Поэтому вовремя кинул навстречу противнику резервы и велел подать ему боевого коня. После чего вместе со своей старшей дружиной помчался на врагов, и напрасно ближние люди пытались его остановить. Изяслав рвался в бой, и он его получил.

Удар! Безумный грохот металла. Шум. Крики и ржание лошадей. Два сильных отряда столкнулись в поле между городком и лагерем киевлян, и на какое-то время глаза Изяслава подёрнулись кровавой пеленой. Копья дружинников разлетались в щепки. Мечи вонзались в тела людей. Злые жеребцы кусали друг друга, а выбитые из сёдел всадники валились наземь, прямо под их кованые копыта. Людская кровь лилась рекой, и, сам не понимая, что он кричит, великий князь рубился словно безумный. Его меч кромсал врагов и сносил головы. Изяслав вертелся, крутился и подмечал всё, что было вокруг него, но совершенно потерял счёт времени. Боевое безумие захлестнуло его, и очнулся он, лишь когда увидел перед собой Юрия Владимировича Долгорукого, который, несмотря на свой почтенный возраст, всё ещё крепко держался в седле.

На краткий миг для двух непримиримых соперников всё замерло. Они находились на поле битвы, но она их не касалась. Воины рубились, не обращая внимания на двух князей, и они, окатив друг друга злыми взглядами, вскинули мечи и начали свой собственный поединок.