Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она скажет позже, когда сможет думать хоть о чем-то, кроме того, что его язык скользит по ее языку. Алекс начал расстегивать маленькие пуговки на ее ночной рубашке. Большие мужские пальцы слишком долго справлялись с задачей. Лучше бы он просто сорвал с нее рубашку.
Он назвал ее своей любовью. Он и вправду любит ее? Или это всего лишь ласковое слово, с которым он обращается к любой женщине в порыве страсти?
Ах, наконец-то он расстегнул рубашку. Его пальцы гладили ее кожу, и это было такое наслаждение… Губы Алекса коснулись подбородка Кейт, а потом — чувствительного местечка чуть пониже уха…
Да, он выбрал верное направление. Кейт немного прогнулась, чтобы поощрить его к дальнейшему.
— Ты хочешь, Кейт?
Она сочла бы его невероятно самоуверенным, даже наглым, если бы голос его не дрогнул, а дыхание не участилось.
Кейт слегка поерзала на коленях у Алекса. О да, он готов к действию — об этом свидетельствовал твердый бугорок, который она ощутила под собой.
Она застонала, когда он взял в губы ее сосок.
Алекс улыбнулся. Ему тоже хотелось застонать. Его желание становилось все более неистовым, неудержимым.
Он еще раз поцеловал ее сосок и снова услышал стон.
Почему Кейт вошла к нему в комнату? По той же причине, по какой он открыл дверь в ее спальню?
Ладно, спешить незачем. Впереди целая ночь. Он может придумать за это время множество способов доставить наслаждение.
Он поцеловал ее вторую грудь. Надо освободить Кейт от ночной рубашки. Он хочет видеть каждый дюйм ее прекрасного тела, как видел в Оксбери-Хаусе. Он столько раз вспоминал о той ночи…
Алекс прильнул губами к губам Кейт, прижимая ее к себе одной рукой, в то время как другую опустил вниз, к подолу ее ночной сорочки. Кресло само по себе хорошо, однако он предпочел бы кровать. Он хотел, чтобы Кейт, совершенно нагая, распростерлась перед ним на простыне, а он в упоении ласкал бы ее.
Прихватив подол рубашки, Алекс потянул ее вверх, чтобы снять через голову.
Настанет минута, когда Кейт заговорит с ним о причине своего визита к нему. А если она не решится, он сам начнет разговор. Так или иначе, она не уйдет из этой комнаты, не сообщив ему, станет он отцом или нет.
Господи! Сама мысль о том, что его дитя растет и развивается в утробе у Кейт, внушала ему страх и благоговение одновременно. Младенец у ее груди… сын или дочь одной крови с ним и с Кейт. Это мечта, которую он даже не смел в глубине души лелеять все эти годы.
Он целовал ее, надеясь, что это правда, молясь о том, чтобы это было правдой.
Он подхватил Кейт одной рукой под коленки, а другой обнял за спину и встал.
— Ой! — вскрикнула она, обеими руками обхватив Алекса за шею. — Что ты делаешь?
— Собираюсь уложить тебя в постель. Ты не против?
— Нет. — Алекс увидел желание в ее взгляде, но она в ту же секунду сдвинула брови. — То есть да.
— Даю слово, что делить эту вот постель куда удобнее, чем это кресло, хотя сидеть в нем было приятно и я могу в него снова усесться, если ты будешь настаивать.
Он наклонил голову, чтобы поцеловать Кейт, однако она прижала пальцы к его губам прежде, чем он успел это сделать.
— Нет, Алекс. Отпусти меня.
Ей было тяжело выговорить эти слова, но Кейт не могла поступить иначе. Если она сейчас ляжет с ним в постель, у нее не хватит смелости сообщить ему то, ради чего она сюда пришла; во всяком случае, до тех пор, пока они не совершат в этой постели то, чего она хочет больше всего на свете.
Обеими руками Алекс прижал ее во весь рост к своему телу. Кейт ощутила всю напряженность его затвердевшей плоти. Он испытывал такое же сильное желание лечь в постель, как и она.
Можно ли относиться к этому как к чему-то недопустимому? Грех — если можно произошедшее между ними считать грехом — уже содеян. Алекс не может зачать с ней еще одного ребенка. Им обоим доставит радость еще одно сближение. Они могут провести все оставшиеся ночи домашнего праздника, доставляя наслаждение друг другу. Это было бы чудесно.
Это было бы плохо. Оставляя зачатие ребенка — их общего ребенка — в тайне от Алекса, она лгала бы ему, а Кейт хотела теперь только правды между ними. Она хотела, чтобы на этот раз ее мысли и чувства были для Алекса так же открыты, как и ее тело.
Она глубоко вздохнула, собираясь с духом, и посмотрела Алексу в глаза.
— Я должна сообщить тебе кое-что.
Кейт выглядела в эту минуту очень серьезной. Глаза широко раскрыты, лицо спокойное, и ни намека на улыбку. Она все еще стояла в кольце его рук, но полностью отстранилась.
Он снова привлек ее к себе.
— Я… я…
Кейт судорожно сглотнула, в глазах у нее появилось выражение почти панического страха. Поможет ли он ей, скажет ли, что уже знает?
Но знал ли он? Что, если она пытается сообщить ему о чем-то еще?
— Ты просто скажи мне, Кейт, в чем дело. Это не может быть чем-то скверным.
— Но так оно и есть, — почти прорыдала она и, как видно, услышав себя, крепко стиснула губы и закрыла глаза.
У нее на щеках слезы? Кейт вытерла, потом запустила обе руки себе в волосы.
Алекс нежно поцеловал ее.
— Скажи мне правду, дорогая. Прошу тебя, доверься мне.
Кейт открыла глаза.
— Но ты не можешь верить мне!
Не может верить ей? Алекс почувствовал себя так, будто ему нанесли удар под дых. Значит ли это, что она приглашала к себе в постель и других мужчин? Но зачем тогда ей понадобилось доводить это до его сведения?
На сей раз он не был склонен к поспешным умозаключениям.
— Кейт, ты меня пугаешь, право. Скажи прямо, в чем беда. Тогда мы вместе во всем разберемся.
— Хорошо.
Она сделала шаг назад, и Алекс отпустил ее. Кейт стиснула руки перед собой.
— Ты помнишь, что я сказала тебе, когда ты… — Она откашлялась и продолжила: — Когда ты посетил меня в Оксбери-Хаусе? Когда мы…
Тут она жестом указала на кровать. Его лицо приняло настороженное выражение.
— Ты многое мне тогда говорила. На что именно ты сейчас намекаешь?
– Я…
Господи, он может решить, что она полная дуреха. Чего ради, в самом деле, ходить вокруг да около? Нужно принять совет Алекса и объяснить, что к чему.
— Когда ты пришел ко мне в Оксбери-Хаус, я сказала тебе, что бесплодна.
— Да, именно такты говорила.
— Полагаю, поэтому ты и согласился… — Она снова указала на кровать. — Ты понимаешь.