Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бежать в баню, чтобы извлечь их из парной, я тоже не мог, боясь потерять из вида противника. Осталось уповать на провидение и надеяться, что в ближайшие полчаса атака не начнется. Между тем, замеченный мной гайдук, перебегая от дерева к дереву, пробирался к калитке, выходившей непосредственно в лес. Было похоже, что пока он один, во всяком случае других лазутчиков я не видел. Потом и он исчез из поля зрения, скрытый тенью забора.
Ожидаемая неприятность наполовину теряет свои негативные качества. Единственное, что возмущало меня в этой ситуации — беспечность соратников. Чистота, конечно, святое дело, но не тогда, когда тебя вот-вот отправят на тот свет. Что делал в это время исчезнувший разведчик, можно было только предполагать. Он, скорее всего, уже нашел тайный вход и пытался его открыть. Меня это не очень волновало. Калитка запиралась на брус и два кованых засова, выломать ее было не легче, чем бревно частокола.
Теперь появление лазутчика следовало ожидать уже около ворот, потому я перенес наблюдение на дальние подступы к хутору и вновь пошел по кругу. Обойдя еще раз все наши смотровые щели, я вернулся к той, через которую заметил соглядатая и чуть не подскочил на месте. Тот же тип, что был за оградой, уже стоял посередине двора и озирался по сторонам.
Как он попал за ограду, было совершенно непонятно — это отдавало мистикой, которой и так хватало при общении с сатанистами.
Ругаясь последними словами не хуже матроса парусного судна, я слетел с чердака вниз по вертикально стоящей лестнице и бросился в горницу.
— Что случилось? — спросила с печи Марьяша.
— А! Мать! — только и успел крикнуть я и, схватив со стола два пистолета, выскочил наружу.
Лазутчик, вместо того, чтобы убежать или напасть, махнул мне рукой и направился в мою сторону.
— Стой, стрелять буду! — приказал я, направив на него оба ствола.
Мужик в красном жупане гайдамака с ружьем за плечами остановился, даже не пытаясь защититься.
— Не стреляй, я к Ивану! — закричал он, снимая шапку.
— К какому Ивану? — спросил я уже скорее для порядка.
— Ахлобину, ну, рыжему!
— А как ты сюда попал?
— Так там же калитка, — ответил он.
— Она, что открыта?
— Ага.
— Ладно, пойдем к Ивану! — с непонятной для гостья злостью сказал я.
Мы вдвоем направились к бане. Я широко распахнул дверь и закричал:
— Все на выход!
Орава голых мужиков высыпала во двор. Вид гайдука с ружьем произвел на них сильное впечатление.
— Видите, дурачье, что вы наделали? — заорал я. — Какая б… оставила незапертой калитку?!
Наступила мертвая тишина, так что стало слышно, как переступают босые ноги.
— Кто последний выходил за ограду?! — продолжил я.
Желающих сознаться не оказалось. Только Иван охнул и признал гостя:
— Ты, что ли, Кондрат?
— Я, — тихонько отозвался инициатор переполоха.
Я с пристрастием оглядел соратников. Независимей всех держались двое, купец и парикмахер.
— Так, значит, это вы, когда вернулись из города, не закрыли за собой калитку? — с угрозой спросил я.
— Так это Мишка виноват, — первым нашелся Родион. — Он должен был затворить…
— При чем здесь Мишка! — взвился тот. — Ты мне сам сказал, веди коней, а я по нужде задержусь!
— А я говорил, что буду калитку закрывать? Ну, скажи, говорил?
— Так как же получается, коли ты последним шел, то и закрыть должен!
— Откуда я шел? Ну, скажи, откуда? С кустов? Так почему ты не запер, раз последним был? А теперь с больной головы на здоровую! Это все ваша порода змеиная, как ужи извиваетесь…
— Это какая такая моя порода! — закричал в голос парикмахер. — Ты чего мою породу трогаешь, ты еще мне Христа вспомни!
— И вспомню, вы зачем нашего Иисуса Христа распяли?
— С каких это пор он стал вашим? Ты еще скажи, что он русский!
— И скажу! А чей же он тогда, как не русский?! Да я тебе за нашего Иисуса Христа!..
— А ну, заткнитесь оба! Молите бога, что гайдуки не явились, сейчас бы на том свете отношения выясняли. Оба хороши, и если я еще хоть слово про национальности услышу, пристрелю, как собак. Марш всем одеваться, и чтобы через пять минут стояли в строю!
— Позвольте, Алексей Григорьевич, почему это вы командуете? — вышел вперед голый штабс-капитан и встал во фронт. — Кажется, я здесь старший по званию!
Единственное желание, которое появилось у меня в тот момент, было заняться самым вульгарным рукоприкладством, однако, я сумел взять себя в руки:
— Почему это вы старший? — успокоил я нашего сумасшедшего. — Я, как-никак, статский советник!
— Правда-с? — вытаращил на меня глаза Истомин. — Тогда виноват-с, позвольте выполнять?
— Выполняйте, — разрешил я и добавил, обращаясь к гостю, — а ты пойдешь со мной.
Голая команда, толкаясь, бросилась назад в баню, а мы с гайдуком пошли в сторону калитки. Странный прием, который ему оказали, порядком смутил Кондрата и, как мне показалось, он уже жалел, что явился под наши знамена.
— Расскажи, что делается в имении, — спросил я, запирая калитку.
— Так никак не могу того знать, ваше благородие, — ответил он, видимо, не зная, как ко мне обращаться.
— Барин и магистр живы?
— А чего им сделается? Живей живехоньких.
— Вчера у вас, говорят, что-то случилось? — продолжил я допрос.
— Так ничего такого и не было. Как есть ничего.
— Взрывы были?
— Знамо были, как же без взрывов? Что было, то было.
— И с барином, и с магистром все в порядке?
— Какой там, в порядке, когда все рожи им попалило. А так, чтобы чего другого, ничего не случилось.
— При взрывах никто не погиб.
— Никак нет, никто. Только что из гостей некоторые, да пару-тройка из наших, а так ничего такого, будьте благонадежны.
Я понял, что начинается обычный разговор начальника с подчиненным, когда последний отвечает только то, что тот хочет услышать, и больше вопросов не задавал. Запер калитку и вернулся в избу. Кондрат шел следом, соблюдая почтительную дистанцию. В горнице меня ждали встревоженные дамы. Они так и не встали с теплой печи и теперь, свесив вниз головы, ожидали объяснений.
— Все в порядке, — успокоил я их. — Ложная тревога.
Один за другим стали собираться наши ополченцы. Оба виновника переполоха косились друг на друга и сели на разные лавки. Когда вошел Иван, я подозвал его и попросил расспросить товарища, что делается в имении.