— Ничто не вечно, даже мрамор, — отозвался Донателло.

— Все равно память в архитектуре сохранится надолго. Я финансирую строительство зданий, потому что хорошо знаю Флоренцию. Рано или поздно она прогонит Медичи, но останутся построенные здания.

— К чему тогда вам моя работа? Разве что барельефы…

Давид Донателло действительно был необычен для Флоренции. Статуи всегда стояли в нишах, а Давид отдельно на постаменте. Непривычно…

Козимо спокойно отозвался:

— Это для души. Почему ты снова в грязной одежде, разве тебе не принесли красивый кафтан и плащ?

Донателло махнул рукой:

— Принесли, мессир Медичи, но мне в нем неудобно. Если хотите, можете забрать его обратно.

— Уже забрал, — усмехнулся Козимо. — Выкупил у хозяина таверны, в которой ты его заложил. Денег нет? Мог бы сказать мне.

— Есть деньги… наверное, есть… Мне правда в нем неудобно.

— Ну, ходи как пожелаешь, — вздохнул Медичи.

Донателло и впрямь ходил едва ли не в рванье, Козимо решил, что скульптор может простыть в таком наряде и приказал купить для него красный кафтан и теплый плащ. Но уже через три дня эти вещи в их палаццо принес владелец таверны:

— Вот, мессир Медичи, это заложил Донателло.

А деньги у скульптора действительно были, они лежали… в корзине у всех на виду. Донателло разрешил своему слуге-любовнику брать оттуда, если понадобится. Парень попался честный, а когда все же взял несколько больше, чем ему полагалось за работу, то предпочел от хозяина уйти. Донателло бросился за любовником следом и гнался до самой Феррары, однако вернуть не смог.

— Я жениться решил, хозяин. Не всю же жизнь свой зад подставлять…

Бюст Контессины Донателло удался, впрочем, как и все остальные скульптуры. Она смотрела на свою копию и пыталась понять, как удается скульптору схватить самую суть — бронзовая Контессина была похожа не на нынешнюю, уставшую от невзгод, а на ту девушку, которая добилась от дядюшки брака с Козимо де Медичи.

Мадаллену она увидела через полтора года при самых тяжелых обстоятельствах.

Им с Козимо пришлось принимать в Кареджо нежеланного гостя — своего дальнего родственника Федериго Медичи. Он был разговорчив, этот сорокалетний мужчина, хвалил виллу, красоту Контессины, еду, погоду, хотя уж ее-то хвалить было не за что, слуг — все подряд, а Контессина не могла отделаться от липкого ощущения лжи. Все до единого слова казались фальшивыми. Но придраться не к чему.

Зачем он приехал, почему не говорит открыто, почему не во Флоренцию, а в Кареджо, буквально перехватив их по дороге? Этот Медичи был близок к партии Альбицци, и сначала показалось, что гость желает навести какие-то мосты или даже предупредить об опасности. Козимо много лет дружил с младшим братом Ринальдо Альбицци Лукой, но они никогда не делились секретами семей, понимая, что если это случится, то дружбе конец. Может, и Фредериго так же — что-то знает, а сказать никак не решится?

Все разрешилось неожиданно. Контессина уже собралась оставить мужчин, чтобы те могли поговорить наедине, когда Федериго, похвалив вино, вдруг объявил, что привез свое, которое вкуснее местного. Это был вызов, потому как виноградники Муджелло славились повсюду. Козимо вызов не принял, лишь посмеявшись, что каждый кулик свое болото хвалит.

Тогда гость предложил попробовать и сравнить. Не дожидаясь согласия, он крикнул своему слуге, чтобы тот принес вино.

Слуга появился быстро и так же споро разлил янтарную жидкость по бокалам. И тут Контессина увидела Мадаллену, причем подле стола. Контессине с трудом удалось сдержаться и не выставить наглую рабыню вон. Как она посмела появиться в присутствии чужого человека?! Подумала, что в таком случае не выгонят? Но рабыня ошиблась, она будет выставлена прочь или вообще продана куда-нибудь подальше, если не желает знать свое место!

Мадаллена не заметила гневный взгляд хозяйки, она произнесла то, что заставило замереть всех:

— Не пейте вино, хозяин.

— Что? — даже не сразу понял Козимо.

— Оно отравлено.

Рука Козимо остановилась на полпути к бокалу. Федериго натянуто рассмеялся:

— Что она говорит? Козимо, как вы могли подумать…

— Почему ты это сказала?

— Я видела…

— Глупости! — взвыл Федериго. — Вот, посмотрите! — Он залпом выпил свой бокал.

Но Козимо все еще не двигался. Тогда Федериго потянулся через стол, взял его бокал и отпил оттуда.

— Вы все еще сомневаетесь? Кому вы верите, мне или этой служанке?

После такой демонстрации отказ от питья выглядел оскорблением. Контессина была готова вмешаться и приказать Мадаллене выйти вон, а Козимо снова потянулся к бокалу. Мадаллена опередила — она выхватила бокал из-под руки Козимо и сама выпила содержимое.

Дальше произошло нечто совсем непонятное.

Фредериго вскочил с яростным шипением:

— Тварь! Подлая тварь!

Его слуга метнулся прочь из комнаты, а сам хозяин хватал ртом воздух то ли от возмущения, то ли от действия яда.

Оказалось второе — уже через полчаса в доме были два парализованных тела — Федериго, способный лишь хрипеть, и Мадаллена. Она могла говорить и немного шевелить пальцами левой руки.

Слуга Федериго, которому не удалось убежать далеко, был пойман, допрошен и под угрозой применения действенных средств пыток рассказал, что налил отравленное вино в два бокала, чтобы Козимо Медичи не усомнился. Козимо с ужасом поинтересовался у Федериго:

— Вы так меня ненавидите, что готовы были погибнуть вместе со мной?

— Да… — прохрипел тот, — и я не один… И вы в семье Медичи тоже…

Козимо схватил его за горло:

— Что?! Что ты сказал?

Тот лишь презрительно усмехнулся, впрочем, яд забирал у него последние силы.

Но Козимо это уже не интересовало. Там, во Флоренции, сыновья и Лоренцо с семьей! Им могут также налить отраву!

Ничего не объясняя, он метнулся во Флоренцию. Контессина последовала за мужем, но сначала пришла к лежащей пластом Мадаллене:

— Спасибо за спасение моего мужа. О тебе и твоем ребенке позаботятся. Но почему ты просто не вылила отравленное вино? Необязательно было пить.

И получила ответ, которого ждала меньше всего:

— Теперь вы меня не продадите.

Несмотря на благодарность за спасение Козимо, Контессина не могла заставить себя простить эту женщину за потерю своего ребенка и рождение бастарда.

За Мадалленой ухаживали, ее лечил, впрочем, безуспешно, доктор, в Кареджо ездил Козимо, но не Контессина.

А немного погодя начались события, из-за которых перевернулась вся жизнь.