Девочка в испуге примостилась на лестнице, бормоча утешительные слова Чарли. Если мама здесь, значит, заберет ее отсюда и Эмма никогда больше не наденет это красивое розовое платье, не услышит голос папы и не поедет с Бев в большие светлые магазины.

Услышав шаги на лестнице, она вздрогнула и приготовилась к худшему.

— Привет, крошка. — Довольный Брайан сел рядом. — Что ты делаешь?

— Ничего.

Эмма еще крепче прижала к себе собачку и постаралась сделаться очень маленькой. Если тебя не заметят, то не причинят боль.

— Пирушка удалась на славу.

Брайан радостно улыбнулся, глядя в потолок. Он не мечтал когда-нибудь принимать в своем доме гигантов вроде Маккартни, Джаггера и Долтри. А еше свадьба. Боже милосердный, теперь он женатый мужчина с золотым кольцом на пальце.

Притопывая босой ногой в такт музыке, Брайан изучал кольцо. Назад дороги нет. Он в достаточной степени католик и идеалист, чтобы верить: раз дело сделано, это уже навсегда..

Сегодня один из самых значительных дней в его жизни, а если отец был слишком пьян или слишком ленив, чтобы забрать чертовы билеты, которые Брайан отослал им с матерью в Ирландию, то какое это имеет значение? Вся его семья здесь.

Он прогнал мысли о прошедших днях. Отныне его ждут только дни завтрашние, светлые и радостные. Целая жизнь, состоящая из таких дней.

— Ну как, Эмма? Хочешь спуститься вниз и потанцевать на свадьбе папы? Хочешь пирожное? — Он протянул руку, чтобы нежно погладить дочь по волосам, но та отшатнулась. — В чем дело?

Измученная страхом и тошнотой, Эмма извергла содержимое желудка на колени отцу. Девочка в отчаянии застонала и снова прижалась к Чарли. Она лежала без сил, ожидая неминуемых побоев, Брайан же только засмеялся:

— Сейчас, полагаю, тебе стало гораздо лучше. — Он, шатаясь, встал и протянул ей руку. — Идем умываться.

К изумлению Эммы, не было ни шлепков, ни щипков, ни оплеух. Когда на них обоих полилась из душа вода, он даже начал петь про каких-то пьяных моряков, и Эмма сразу забыла о случившемся.

Потом Брайан, нетвердо держась на ногах, отвел ее в спальню, уложил в постель, сам растянулся у изголовья кровати и тут же уснул.

Эмма осторожно вылезла из-под одеяла, села рядом и, набравшись мужества, поцеловала его в щеку. Влюбленная первый раз в жизни, она сунула Чарли под руку отцу и тихо легла спать.

А через несколько дней после свадьбы приехала машина, и два человека снесли в нее вещи. Брайан поцеловал дочь и обещал привезти подарок. Девочка молча смотрела, как он уехал — из дома и из ее жизни. Она не верила, что папа вернется, даже когда слышала по телефону его голос. Бев говорила, что он в Америке, где девушки плачут, стоит им только увидеть Брайана, и все раскупают его пластинки.

Но в доме почти не звучала музыка, и Бев иногда плакала. Слезы мамы всегда сопровождались подзатыльниками и оплеухами, но Бев так и не ударила ее, даже в ту ночь, когда рабочие ушли и Эмма осталась с ней совершенно одна.

День за днем Эмма залезала на подоконник вместе с Чарли и ждала. Она любила представлять, как на дорожку сворачивает машина, открывается дверца, и выходит ее папа.

Но машина все не приезжала. Значит, она не приедет уже никогда. Папа бросил ее, потому что не любит, она слишком глупая, и от нее одни заботы. Бев тоже уедет, оставит Эмму одну в большом доме. Тогда здесь сразу появится мама.

«Что происходит с девочкой?» — думала Бев. Ребенок часами сидит на подоконнике, неподвижно, терпеливо, как старушка, играет только с обтрепанной собакой, почти ничего не просит.

Эмма вошла в их жизнь месяц назад, но Бев еще не определилась в своих чувствах.

Ее воспитали в духе англиканской церкви, поэтому мораль, ответственность и подобающий образ жизни не были для нее пустым звуком. Она получила хорошее образование и не сомневалась, что удачно выйдет замуж, родит здоровых, умных детей. Конечно, она желала Брайану успеха. Но еще больше ей хотелось иметь дом и семью.

Она никогда не бунтовала, такая мысль ей даже в голову не приходила. До Брайана.

Хотя родители пришли на бракосочетание, они вряд ли простят Бев за то, что она жила с Брайаном до свадьбы. Никогда они не поймут и желания дочери выйти замуж за музыканта-ирландца, который не только осуждает власти, но даже сочиняет песни, бросающие им вызов.

Конечно же, родители возмущены тем, что у Брайана есть незаконнорожденный ребенок, а их дочь приняла его. Но ведь девочка существует.

Бев любила своих родителей, их одобрение было для нее очень важно. Но еще больше она любила Брайана, любила так сильно, что иногда ей становилось жутко. Эмма его ребенок, а значит, теперь и ее.

Трудно было смотреть на девочку и не испытывать никаких чувств. Эмма не относилась к категории детей, на которых можно не обращать внимания, хотя пыталась вести себя тихо и незаметно. Конечно, дело в ее внешности. Такой же утонченной, ангельской, Как у Брайана. И непорочной, что казалось почти чудом, если учесть, в какой обстановке малышка провела три года своей жизни. «Непорочность и покорность», — думала Бев. Накричи она сейчас на Эмму, ударь ее — та стерпит все без единой жалобы. И это еще более страшно, чем нищета, из которой вырвали девочку.

Бев инстинктивно положила руку на дитя, которое носила в себе. Она так хотела подарить Брайану первого ребенка. Но всякий раз, когда она чувствовала сожаление, ей хватало одного взгляда на Эмму, чтобы оно тут же исчезло. Разве можно испытывать неприязнь к такому невинному, милому и столь уязвимому существу? Правда, и любить девочку, по крайней мере, так безоговорочно, как любил Брайан, она тоже пока не может.

Возможно, не хочет. Эмма всегда будет напоминать ей о близости Брайана с другой женщиной. И не имеет значения, когда это было, пять или десять лет назад. Пока Эмма с ними, Джейн тоже останется частью их жизни.

Хотя Бев знала о прошлых увлечениях Брайана, она с легкостью убедила себя, что их встреча нечто особенное для них обоих. К тому же он был ее первым мужчиной.

Черт возьми, ну почему он уехал именно сейчас? Этот ребенок, безмолвной тенью скользящий по дому. Рабочие, которые визжат пилами и колотят молотками. Пресса. Мерзко, отвратительно, как и предупреждал Брайан: заголовки с их именами, их с Джейн фотографии на одной странице газеты, злорадные статейки о новой жене и старых любовницах.

Несмотря на молитвы Бев, скандал не утихал. По-прежнему возникали домыслы и сплетни об их интимной жизни. Миссис Брайан Макавой превратилась в общественное достояние. Она твердила себе, что больше всего на свете желала выйти замуж за Брайана, поэтому сможет вынести публичное перетряхивание белья, недостаток свободы, глупые заголовки.

И смогла бы. Как-нибудь вынесла бы. Но в отсутствие мужа Бев начала сомневаться, сможет ли она терпеть всю жизнь то, что за ней будут охотиться с фотоаппаратами, что ей придется бегать от микрофонов, носить парики и солнцезащитные очки, чтобы просто войти в соседний магазин. И поймет ли Брайан, насколько для нее унизительно, когда ее беременность обсуждается в газетах и совершенно посторонние люди читают об этом за завтраком.