– Кто-то проник на корабль, чужой! – вскричал Укиоо.

Изо вздрогнула. Воистину она не понимала, как он вообще смог додуматься до такого. Как мог добраться до корабля кто-то чужой, не имея хотя бы лодки? Или ему в том помогали заклинания?

Все это время стоявшая подле Укиоо дочь, недвижимая, словно кукла, вскинула тонкую руку свою и указала на корму корабля.

– Он – там, – прошептали ее тонкие бесцветные губы.

Откуда ей было ведомо это? До того самого мига она ни разу даже не взглянула в том направлении, лишь на море взирала она.

В тени на корме произошло некое движение. Невозможно было, чтобы там скрывался человек, ибо в нише не было места даже для молодой кошки. И тем не менее там и в самом деле скрывалась тень. Существо в обличье человека.

На человеке этом был легкий шелковый плащ цвета черного чая. Плащ почти полностью укрывал его фигуру. На голове же у незнакомца был черный колпак, подобный уборам знати и придворных чиновников. Лицо незнакомца казалось благородно, а глаза сияли нежно, как у монаха, вернее говоря, у монаха, которого еще не иссушила скука призвания его.

– Кто вы? Как попали сюда? – потребовал ответа Укиоо. И вскинул меч. – Ни шага более!

– Озеро не есть твой сад, – произнес наконец незнакомец. Он словно разговаривал сам с собой, невнятно и сдержанно. – И все же собрал ты урожай.

– Воистину! Но вам-то что здесь нужно?

– Я пришел, чтобы забрать улов твой себе.

Укиоо рассмеялся:

– Но он принадлежит не мне.

– Я знаю, – ответствовал незнакомец. – Ты только посредник, для труса стараешься, который сам не решился здесь появиться. Взгляни на меня – я в одиночку преодолел гладь озера, не стуча зубами от страха. И со мной ничего не случилось.

– Преодолел – по камням, что не тонут, – добавил Укиоо, скрипнув зубами. Один из листков промасленной бумаги лежал рядом с ним, и он наступил на него ногой. В знак презрения.

– У слов нет никакого веса, – равнодушно произнес незнакомец. – Но они пронизывают все подобно истине. От истины ж не скроешься навеки, как ни старайся. Ибо мир подобен губке, впитывающей в себя истину и вновь отдающей ее, когда нажмешь на губку посильнее…

– Но кто вы? Уж не Хранитель ли озера Бива? И если столь волнует вас истина, назовите имя свое! Вообще-то явились вы без дозволения на мой корабль!

Тень улыбки скользнула по губам незнакомца. Улыбки, подобной тем, что украшают лица статуй Будды.

– Лишь безумцы выдают свое имя, – едва слышно произнес омиоодши, а это был он. – Имя дает власть над владельцем его.

Омиоодши! Изо ахнула. Каждый слышал об удивительных слугах микадо, могущественных волшебниках и предсказателях. Когда они того хотели, переносились омиоодши по воздуху подобно птицам, становились великанами иль обращались в насекомых. Увидеть одного из них во плоти было столь же волнующе, как повстречать самого императора.

Теперь Изо понимала, отчего огромная рыба-монстр столь терпеливо лежала на дне. Все это время задействована была магия. Два вида бумаги выловили они из озера. По счастью, Укиоо громко зачитал важнейшие из иероглифов, иначе никогда бы не понять всех взаимосвязей Изо. «Камень» стояло на одном листке бумаги и «покой» – на другом. По камням, что не тонут, шел омиоодши по воде, а волшебное заклинание «покой» умилостивило могучую рыбу в глубинах озера Бива.

И теперь уж не боялась Изо незнакомца. Не знала Изо, зачем нужна икра гигантской рыбы магу, но было важно для нее, чтоб получил он желаемое. Она схватила сети, которые никто еще и не подумал очистить от улова, и понесла омиоодши.

– Там, на дне, еще много икры, господин, – вскричала она. – Под вашей защитой я погружусь на дно и…

Но не успел ответить ей омиоодши, как встал меж ними Укиоо.

– Неблагодарная! – вскричал капитан мрачно. – Встала на сторону вора…

Омиоодши не был вором. Не мог быть им. И если появился он здесь не по приказу самого императора, то наверняка от имени самих богов…

Капитан шагнул к незнакомцу. И вонзил меч в живот его. Раздался неестественный, металлический звук.

Изо вскричала в ужасе. Не могла она помешать убийству. Все ж смотрели молча на деяние капитана.

Но даже не покачнулся омиоодши. Маг сунул руку в складки плаща и достал связку промасленной бумаги. На десяти листках был выведен все тот же иероглиф.

– Камень, – прочитал омиоодши равнодушным голосом. – Шары, – потребовал маг холодно. Слово «икра» он не желал произносить.

Изо думала, что в поведении омиоодши всё, действительно всё, имеет особое значение: и что говорил он, и о чем умалчивал.

– Я не могу отдать вам их, – проговорил устыдившийся Укиоо. Опустил он голову. Ненависть и стыд закипали в сердце его. – Мой повелитель убьет меня, если я отдам шары.

– В чем сомневаюсь я, – ответствовал Укиоо маг. – Иметь такого посредника, как ты, большая редкость.

Омиоодши шагнул к Изо. Руки искательницы жемчуга дрожали, когда передавала она сеть магу.

– Благодарю вас, господин, – произнесли ее дрожащие губы, – благодарю вас, что в доброте своей вы сохранили мне жизнь.

Омиоодши взял сеть с такой легкостью, словно не имела она никакого веса.

– Иногда, – промолвил он, – защищают улитку от ежа, чтобы оказала она ничтожную услугу. И как смешно было бы, ежели улитка вздумала бы благодарить за это. Ведь ее можно раздавить без раздумий, как только выполнит она предназначенное.

Голос омиоодши при этом был совершенно равнодушен. Ни теплоты, ни холодности, ни насмешки не прозвучало в нем. Это был голос ученого, что говорил о вещах так, какими были они на самом деле, без оценки, без эмоций.

Но в следующий миг омиоодши доказал, что больше он все же, чем просто холодный ученый. Омиоодши распахнул плащ свой, и белая бумага затанцевала в воздухе, словно листья дерева на ветру. И пока она бесконечно медленно падала на палубу, он присел над ней с кистью в руках. Лист бумаги упал прямо перед ним, и маг замер на мгновение. Все присутствующие завороженно следили за ним.

А он быстро нанес на бумагу иероглифы, пять вертикальных строк.

Стихи. Записаны они были без чернил и все же явственно темнели на бумаге.

Молча поднялся на ноги омиоодши, перевесил сеть через левую руку, а правой бросил пред собой листки промасленной бумаги. Они затрепетали, словно были птицами, взлетели над бортом и опустились на гладь озера. Маг проговорил слова заклинания на смешении языков Too и Ниппона, пальцем нарисовал незримый знак на лбу и… прыгнул.

Его прыжок был в пять раз мощнее, нежели прыжок молодого воина. Омиоодши попал ногой на первый лист, что плавал по волнам озера, пружинисто подскочил и взлетел к небесам, чтобы опуститься на следующий лист. Спустя лишь несколько мгновений его поглотили надвигающиеся сумерки.