О нем расспрашивали из других отделений, интересовались выздоровлением. Когда Степану стало полегче, он рассказывал забавные истории, собирая в палате приличную аудиторию.

Однако Степан почти никогда не звал на помощь, не орал, как другие, при перевязках. Он молчал и тяжело дышал, когда было особенно больно. А больно было, Галя это знала. И видела в его глазах, почти недоступных для прямого взгляда в такие моменты, жестокую борьбу с собственной беспомощностью, которая бросала на дно отчаяния других парней, попавших в такую же ситуацию.

Каким-то образом все узнали, что его мать, получившая известие о том, что ее сын ранен, слегла с инфарктом. К нему приезжала только сестра. Приезжала, но не так часто, как родственники других раненых, почти поселившиеся в госпитале. Но он не давал повода для жалости, которую вызывает у окружающих грусть, уныние и прорывавшаяся тоска. Однако это не значило, что Степан не грустил. Невольная горечь проскальзывала в его шутках, объектом которых он сделал самого себя.

Белоусов прочел записи медсестер, дежуривших последние сутки, с тем же серьезным оптимизмом расспросил Степана о самочувствии, сделал назначения и вышел в коридор, сопровождаемый «свитой» врачей и медсестер. По пути он взялся за двух практикантов, шатавшихся второй день по отделению, подобно двум пугливым привидениям.

— Так, коллеги, поведайте-ка мне, почему в некоторых случаях кровотечение из раны при отрыве конечности может быть небольшим или отсутствовать вовсе? Вы… как вас по имени-отчеству?

— Людмила Викторовна, — покраснев, ответила практикантка, которой до Людмилы Викторовны еще надо было расти и расти.

— Так я вас слушаю, Людмила Викторовна.

— Это… это объясняется падением артериального давления, э-э… размозжением мягких тканей и спадением стенок сосудов, а также э-э… закупоркой разорвавшихся магистральных сосудов, ввернувшейся в их просвет внутренней оболочкой сосуда или образовавшимся тромбом… — отрапортовало будущее светило медицины.

— Господи, — прошептала Оксанка, — я чуть в трусики не писала от страха, когда он меня также спрашивал при всех. И чего я его так боялась, понять не могу. Он же добрый, мягкий, как плюшевый мишка. А как целуется! Галка, можешь мне поверить, ни один мужик меня так не целовал.

Оксанка «подцепила» Белоусова всего год назад на совместном дежурстве в Новый год, и только сам Белоусов пребывал в святой уверенности, что никто об этом романе до сих пор не знает. Начальник отделения был женат, имел двоих дочек и до Оксанки ни с кем романов не заводил. На его счет даже слухов никаких не возникало. Таких, так он, называли «женатыми раз и навсегда».

Но вот однажды он заметил Оксанку, и стойкий однолюб не устоял.

— Если больной длительно находился в состоянии гипотензии, у него вследствие длительного спазма, а затем пареза и шунтирования периферических сосудов развиваются необратимые изменения: образования конгломератов из эритроцитов в капиллярах… — продолжал втолковывать практикантам Оксанкин «новогодний подарок» (она сама его так называла).

— И какие у вас планы? — осторожно спросила Галя.

— Лично у меня никаких, — пожала плечами подруга. — Положение любовницы ни к чему не обязывает. А он… Судя по всему, он ни меня, ни жену не собирается бросать.

— А если появится ребенок?

— Не появится, — отрезала Оксана. — Ребенка я рожу для мужа, а не для любовника.

Гале было жаль подругу. Несмотря на то, что Оксанка делала вид, что у нее вечно «хвост трубой», жизнь прибавила ей ранок на сердце. И об этом никто, кроме Галки, не знал. Еще студенткой Оксана «залетела», но только потому, что пятикурсник Гена, без пяти минут готовый врач, обещал на ней жениться. Она втюрилась в него без памяти. Ходила по общаге, как помешанная, считала часы до встречи, от окошка не отходила, подлавливала его в аудиториях и библиотеках. Короче, вела себя так, как меньше всего мужикам нравится. Геночка мало отличался от всего огромного мужского братства и поэтому скоро почувствовал, что такой хомут, как Оксана, не сможет вынести на своей шее слишком долго.

Однажды она пришла вся в слезах, дрожащая, как побитая дворняга, и сквозь душившие ее рыдания рассказала, что любимый Геночка предложил остаться друзьями. Оксана несколько иначе представляла себе свои дальнейшие отношения с Геночкой, но поделать уже ничего не могла. Мужчины, даже самые безвольные, если принимали какое-то судьбоносное решение, как правило, не были склонны к отступлениям. Может быть, в этом было виновато их упрямство, заложенное на генном уровне, а может, врожденная склонность к заподлянкам, но женщинам от этого легче не становилось. Мужчины с легкостью строили воздушные замки и с той же легкостью разрушали их в пыль. Тогда как женщины предпочитали более устойчивые проекты. И если проекты разрушались, это становилось трагедией.

Оксана переболела Геночкой, сделала аборт и стала строить из себя львицу-мужеедку. В том смысле, что использовала мужиков исключительно в своих прагматических интересах.

Галя не зря интересовалась ее дальнейшими планами в отношении Белоусова. Начальник отделения быстро поднимался по карьерной лестнице, издавал монографии и популярные медицинские книжки «для толпы», был на самом деле уступчив (хотя всеми силами старался показать свою «твердую принципиальность») и, что самое парадоксальное во всем этом, являлся однолюбом. Только любовь свою он разделил надвое. Поэтому Оксанка и вцепилась в него. Хотя Галя до конца и не могла понять, какую перспективу лелеет подруга. «Женатик» Белоусов ни за что бы не оставил семью.

— Не следует при таких ранах стремиться быстро поднять артериальное давление как можно выше, — украдкой поглядывая на Оксану, твердил практикантам начальник отделения. — Противопоказано введение прессорных аминов…

— Сегодня он ведет меня в «Мономах», — сообщила Оксана, игриво стрельнув в него взглядом.

— Мама дорогая! — изумилась тоже шепотом Галя. — Там же все дорого!

— Говорит, что получил очередной гонорар и аванс. Так что мы будем упиваться омарами под коньяком, жареной осетриной с грибами и «Абрау Дюссо» хрен его знает какого года выдержки. А смотри, что он мне вчера подарил…

Оксана приподняла рукав халата, и Галя увидела великолепные часы «RADO», выполненные в строгом черном стиле.

— Господи, какой-то подпольный миллионер.

— Сережа не жмот. Этого у него не отнять. Помнишь, был у меня такой Андрюша? Однажды я пошла с ним на рынок. Купили то да се, но тут он подходит к старушке с зеленью и спрашивает, почем пучок укропа. Стоил-то пучок этот копейки, а Андрюшенька-душенька побледнел весь и говорит: «Эй, мамаша, он у тебя что, на золотом песке растет?». Короче, любовь сразу прошла, увяли помидоры. Ужасно удивлялся потом, когда я его выставила вон.

Они обе захихикали, но тут же замолчали под взглядом старшей медсестры.

— Блин, как меня эта ведьма достала, — сквозь зубы процедила Оксана. — Когда я вчера отпрашивалась пораньше уйти, у Маргариты был такой вид, словно у нее под ногами разлили помои, а потом она так губки подобрала и говорит: «Что-то вы, Оксана Михайловна, стали слишком часто отпрашиваться?». У нас, мол, график дежурств расписан, а вы его ломаете. Ну, я, конечно, молчать не стала, говорю, а как вы во время рабочего дня по магазинам бегаете, ни у кого не отпрашиваясь? Беленький тут хлопнул ручкой по столу и говорит, что в своем отделении он сам разберется. Я чуть его не расцеловала при ней. Обожаю, когда он такой. Сразу на настоящего мужика становится похож. Такой, знаешь ли, мачо, постоянно готовый к… сама знаешь чему.